– Не ерничай, – сказала она. – Большая семья имеет свои плюсы, в чем ты сейчас убедишься.
Она прочла:
Филлис вскинула глаза и уточнила:
– Он твой троюродный дед.
Филлис сложила письмо и убрала его в конверт.
– А что тут плохого? – не поняла Эмма.
Филлис потупилась, поскольку не одобряла сантиментов, и тихо молвила:
– Дитя мое, ты даже не представляешь, как мне будет не хватать тебя. Ты мне как дочь… которой у меня никогда не было.
– Сегодня утром я подписал контракт, – объявил Гинзбург, поднимая бокал.
– Мои поздравления, – сказал Алистер, и все сидевшие за столом тоже подняли бокалы.
– Простите меня, – заговорила Филлис, – если окажется, что я одна не вполне понимаю… Если вы подписали контракт, который не позволяет публиковать предысторию Гарри Клифтона, то что же мы отмечаем?
– То, что я положил сто тысяч долларов Сефтона Джелкса на банковский счет моей компании, – ответил Гинзбург.
– А я, – подхватила Эмма, – получила чек на двадцать тысяч долларов из того же источника. Аванс Ллойда за книгу Гарри.
– И не забудьте про десять тысяч долларов для миссис Клифтон: вы этот чек оставили, а я забрал. Откровенно говоря, мы все неплохо заработали на этом, и теперь, когда контракт подписан, станем получать еще больше – в течение пятидесяти лет.
– Возможно, – не успокоилась Филлис, – но меня, мягко говоря, задевает, что вы позволили Джелксу выйти сухим из воды в истории с убийством.
– Вы скоро обнаружите, что он продолжает путь на плаху, – возразил Гинзбург. – Правда, я признаю, что мы предоставили ему трехмесячную отсрочку казни.
– Теперь я и вовсе ничего не понимаю, – сказала Филлис.
– В таком случае позвольте мне объяснить. Дело в том, что сегодняшний договор заключен не с Джелксом, а с «Покет букс» – издательством, выкупившим права на публикацию всех дневников Гарри в мягкой обложке.
– А что такое мягкая обложка? – спросила Филлис.
– Мама, – вмешался Алистер, – такие книги гуляют уже много лет.
– Как и десятитысячные банкноты, но я пока ни одной не видела.
– Ваша матушка говорит дело, – отметил Гинзбург. – Как раз поэтому Джелкс и попался, так как миссис Стюарт представляет целое поколение, которое никогда не примирится с книгами в мягких обложках и будет читать их только в твердом переплете.
– А как вы поняли, что Джелкс не вполне представляет суть мягкой обложки? – спросила Филлис.
– Его навел Фрэнсис Скотт Фицджеральд, – подал голос Алистер.
– Будь добр не пользоваться сленгом за обеденным столом.
– Это Алистер нам посоветовал, – сказала Эмма. – Джелкс встретился с нами без своего юрисконсульта, а это означает, что он не доложил партнерам ни о существовании предыстории, ни о том, что если ее напечатают, то это повредит репутации фирмы больше, чем «Дневник заключенного».
– Тогда почему Алистер не пошел на встречу и не зафиксировал все, что говорил Джелкс? В конце концов, этот человек один из самых скользких адвокатов Нью-Йорка.
– Вот именно поэтому я и не пошел, мама. Мы не хотели ничего фиксировать, и я был уверен в самонадеянности Джелкса, который счел, что имеет дело лишь с недалекой девушкой-англичанкой и издателем, которого наверняка подкупит и возьмет за штаны.
– Алистер!
– Однако, – продолжил Алистер, войдя во вкус, – как только Эмма в гневе вылетела из кабинета, мистер Гинзбург показал себя истинным гением. – (Эмма была озадачена.) – Он заявил Джелксу, что будет с нетерпением ждать встречи, когда тот подготовит контракт.