Грехи в наследство

— Не нужно так нервничать, — остудила я ее. — Наличие этой штуковины на крышке может ровным счетом ничего не значить. Богатая отделка карманных часов была обычным явлением в те времена. Их крышки часто украшали драгоценными камнями, чернью, гравировкой, превращая в подлинные произведения искусства. В данном случае применили чеканный рельеф. Выглядит эффектно, но это не повод для необоснованных надежд. Столь милый вашему сердцу герб может оказаться всего лишь плодом необузданной фантазии художника.

— Или вполне реально существовавшим! — запальчиво возразила Алла Викторовна.

— Возможно и такое, — легко согласилась я, горя желанием поскорее закончить этот пустой разговор.

— И это можно выяснить?

— Конечно.

— Вот и займитесь этим!

— И не подумаю. Идентификация герба — всего лишь малая часть большой работы. Но дело, конечно, не в объеме, а в том, что это не мой профиль. У меня совсем другая специализация. А вам, Алла Викторовна, лучше выкинуть эту затею из головы. Ничего путного из всего этого не выйдет.

Алла Викторовна одарила меня тяжелым взглядом и, закаменев лицом, принялась чеканить слова:

— Я не привыкла менять своих планов. Все уже решено, осталось только воплотить идею в жизнь, и тут я очень рассчитываю на вашу помощь. Отказываться не советую. В качестве друга я бесценна, врагом меня лучше не иметь.

— Меня тоже, — сообщила я, и эта фраза стала началом моей не слишком длинной, но очень впечатляющей речи. Выпалив на одном дыхании все, что хотелось, я развернулась и на всех парах понеслась к выходу. Ни об одном сказанном слове я не жалела и ничего, кроме облегчения, не чувствовала. Честно говоря, в тот момент я была просто счастлива, что наконец все закончилось.

Не успела я выскочить за дверь, как налетела на стоящего за ней молодого человека. Парню на вид было никак не меньше двадцати пяти, и выглядел он точной копией депутата Ефимова, с той только разницей, что был значительно моложе и в стельку пьян.

— Что я слышу? — с пафосом спросил он, опасно покачиваясь из стороны в сторону на нетвердых ногах. — У моей мамочки новая фантазия? Ей уже мало быть дочерью знаменитых родителей и женой депутата? Теперь ей в дворянки захотелось?

Парень глумливо прищурился и хотел еще что-то добавить, но за моей спиной раздался полный ярости голос Аллы Викторовны:

— Макс! Что ты себе позволяешь?!

— Мама! — Отпрыск Ефимовых умилился так, будто целый век не виделся со своей родительницей.

— Что ты тут делаешь? Подслушиваешь?

От холода, которым веяло от Аллы Викторовны, можно было озябнуть, но ее сын даже бровью не повел.

— Я?! Как ты можешь, мама? — возмутился он, с трудом ворочая языком. — Что за вульгарные подозрения? Подслушиваю! Да ничего подобного! Просто шел мимо и случайно услышал часть вашего разговора. — Он на мгновение замер, что-то обдумывая, и с неожиданной рассудительностью заявил:

— Я проявил интерес к семейным делам! Да! Ты же сама твердишь, что я равнодушный. Вот и проявил, а ты опять недовольна.

Алла Викторовна хотела было возразить, но Ефимов-младший ее опередил. Хитро прищурившись, он погрозил ей пальцем:

— Мама, ты была права. Абсолютно! Семьей нужно интересоваться. Это так любопытно! Мама, я даже представить себе не мог, сколько всего можно узнать!

— Макс, ты пьян! — не сдержавшись, во весь голос крикнула Алла Викторовна.

— Никогда! — замотал он головой. — Выпил немного, это есть, но пьян… Нет, мамочка, тут ты не права!

— Немедленно отправляйся в свою комнату, — приказала Алла Викторовна дрожащим от гнева голосом.

Младший Ефимов отвесил шутовской поклон, отчего его резко повело в сторону, и покладисто согласился:

— Будет сделано.

Я уж было подумала, что это его последняя реплика, но он вдруг покосился на меня и хитро подмигнул:

— А может, дело не в титуле вовсе, а? Может, это просто дымовая завеса? Может, мамочку что другое интересует? 

1919 год. Осень

— Лили, суп готов. Беги в столовую и принеси супницу. И не забудь прихватить блюдо для второго, — приказала Варвара Федоровна, осторожно снимая с плиты кастрюлю.

Из темноты огромной гулкой кухни раздался смешок:

— Мама, ну не смешно ли именовать похлебку из картофельных очистков супом? Это все равно не суп, а варево. Даже если ты его приготовила в дорогой кастрюле из белой меди.

Освещенное слабым язычком пламенем лицо Варвары Федоровны затвердело.

— Совсем не смешно. Все так живут. Что касается супа, так ты не прав. Сегодня он из настоящего мяса, — сухо произнесла она.

— Правда? — совсем по-детски восхитилась дочь, а Варвара Федоровна грустно подумала, что слишком строга с ней. Лили всего четырнадцать, и она просто не способна все время грустить.

— А где ты мясо взяла? — не унималась девочка.

— Из деревни принесли. Прокоп зарезал ягненка, и сегодня утром его жена принесла кусочек.

— Догадались, что папа вернулся?

— Не думаю, — рассеянно отозвалась Варвара Федоровна. — Он ведь ночью пришел, деревня уже спала.

— Конечно, догадались, — упрямо стояла на своем дочь. — Обязательно кто-нибудь заметил его и всем остальным раззвонил.