Грехи волка

– И это объяснение вас не удовлетворило?

Квинлен поднял на Аргайла удивленный взгляд:

– А вас, сэр, оно бы удовлетворило?

– Нет, – согласился тот. – Нет, конечно. Все это слишком необычно, чтобы принять столь простое объяснение.

Файф скорчил презрительную гримасу.

– И что же эта история объясняет? – продолжал защитник. – Вы упомянули что-то, остававшееся для вас непонятным до этого открытия.

– Его отношения с миссис Фэррелайн, – ответил Квинлен, и глаза его сверкнули. – Незадолго до того, как он получил от нее право устроить дела с этой фермой, он выглядел очень подавленным – ходил мрачный, в дурном настроении, по много часов проводил в одиночестве и явно был чем-то расстроен.

Зал слушал, замерев в полной тишине.

– Потом вдруг его настроение переменилось, – продолжал свидетель. – После долгих бесед с миссис Фэррелайн. Теперь понятно, что Байярд вынудил ее передать ему право распоряжаться ее имуществом и воспользовался им, чтобы выпутаться из какой-то неприятности.

Поднялся Гильфетер. Судья кивнул ему и обратился к Квинлену:

– Мистер Файф, это всего лишь ваше предположение, и оно может быть верным или неверным. В любом случае вам не следует его касаться: вы должны представить присяжным лишь те реальные сведения, которыми располагаете.

– Это документы, милорд, – отозвался тот. – Акты, связанные с собственностью на ферму, письменное разрешение миссис Фэррелайн на получение для нее арендной платы, данное мистеру Макайвору, и тот факт, что он по той или иной причине ни разу не отдал ей этих денег. Разве это не доказательства?

– Для большинства людей – да, – согласился судья. – Но я не вправе оценивать их весомость – это дело присяжных.

– Это еще не все, – продолжал Квинлен с видом человека, лицом к лицу встретившегося со смертью. – Я, как и все, верил, что матушку убила сиделка, мисс Лэттерли, чтобы скрыть совершенную ею кражу жемчужной броши. Но теперь я вижу, насколько трудно доказать это обвинение. Похоже, это женщина исключительно смелая и добродетельная, чего я раньше, конечно, не знал. – Он глубоко вздохнул. – Я не придал значения тому, что видел, как мой шурин, Байярд Макайвор, в день, когда у горничной был выходной, во-зился в нашей домашней прачечной с кувшинами и флакончиками с какой-то жидкостью. Мне не пришло в голову связать одно с други-м.

В зале поднялся невероятный шум. Байярд, побледнев, вскочил. Уна попыталась удержать его, схватив за руку. Элестер вскрикнул от изумления.

– В тот момент это совсем не привлекло моего внимания, – отчетливо и безжалостно продолжал свидетель. – Боюсь, что теперь я сообщил вам нечто ужасное, а моя неспособность понять смысл увиденного раньше обрекла мисс Лэттерли на невообразимо тяжелое испытание – обвинение в убийстве своей пациентки – и могла стоить ей жизни.

Лицо ошеломленного Аргайла пылало.

– Понятно, – проговорил он сдавленным голосом. – Благодарю вас, мистер Файф. Вам, конечно, нелегко было давать показания, фактически направленные против вашей собственной семьи. Суд признателен вам за эту откровенность. – Если в его словах и содержался сарказм, то едва заметный.

Квинлен промолчал.

Тут же поднялся обвинитель. Он подверг свидетеля бешеной атаке, поставив под сомнение точность его показаний, его побуждения и его честность, но не добился ровным счетом ничего. Тот был спокоен, суров и непоколебим в своих утверждениях. Гильфетер быстро понял, что подобная борьба лишь ослабляет его позицию, и, сердито махнув рукой, вернулся на свое место.

Оливер едва мог держать себя в руках. Ему хотелось так много сказать Джеймсу о его предстоящем заключительном слове – о чем следует говорить и, главное, о чем умолчать. В общем, это нетрудно: нужно сыграть на чувствах, на любви к смелым и честным, и при этом не злоупотребить отношением публики к мисс Найтингейл. Но у адвокатов не было возможности поговорить, и, по некотором размышлении, Рэтбоун решил, что это, возможно, к лучшему. Его коллега все знает и сам.

Выступил защитник Эстер блестяще. В его речи звучали все уместные в тот момент чувства, но в меру приглушенные, скорее скрытые, чем откровенно проявляемые. Юрист раскрывал перед присяжными не свои, а их собственные переживания, и когда он уселся на место, в зале не было слышно ни звука, кроме скрипа его стула. Судья, выпрямившись, предложил присяжным удалиться для вынесения вердикта.

Прошел мучительный, непереносимый час.

Они вернулись в зал бледные, не глядя ни друг на друга, ни на Аргайла или Гильфетера. Никто из них не взглянул и на Эстер, отчего у Оливера упало сердце, и он едва не задохнулся.

– Вынесли вы вердикт, джентльмены? – обратился судья к старосте присяжных.

– Да милорд, – отозвался тот.

– Вы были единодушны?

– Да, милорд.

– Признаете вы подсудимую виновной или не виновной?

– Милорд, мы сочли, что преступление не доказано.

В зале наступила гробовая тишина, от которой звенело в ушах.

– Не доказано? – недоверчиво повторил судья.

– Да, милорд, не доказано.

Судья с недовольным лицом медленно обернулся к Эстер:

– Вы слышали вердикт, мисс Лэттерли. Вас не оправдали, но вы свободны.

Глава 11