Грехи волка

В камере Ньюгейтской тюрьмы Эстер то испытывала внезапные приступы надежды, то впадала в беспредельное отчаяние, со временем вновь сменявшееся на-деждой. Страшнее всего были тоска и ощущение беспомощности. Труд, даже самый примитивный, все же мог бы хоть немного притупить ее боль, а физическая усталость помогла бы ей быстрее заснуть. Теперь же она лежала ночи напролет, дрожа от холода в полной темноте, и воображение рисовало ей смутные картины будущего, всегда заканчивающиеся одним и тем же видением: короткий путь от камеры до мрачного сарая, где ее ждет петля. Самой смерти девушка не боялась, но было мучительно сознавать: ее вера в то, что ожидает человека потом, недостаточно сильна, чтобы помочь ей в последнюю минуту. Никогда прежде она не испытывала такого страха – даже на поле боя, где смерть приходит внезапно, не оставляя времени на размышления. К тому же там она была не одна. Ее окружали люди, многим из которых приходилось гораздо тяжелее. Поглощенная мыслями о том, как помочь им, мисс Лэттерли не успевала подумать о себе. Только теперь она осознала, насколько это поддерживало ее.

Надзирательница обращалась с ней все так же холодно и презрительно, но Эстер уже свыклась с этим и даже находила некоторое облегчение в сопротивлении ей. Так человек в минуты агонии сжимает кулаки, борясь со смертью.

В какой-то особенно холодный день дверь камеры отворилась, и вошла ее невестка Имоджен. Ее приход удивил заключенную: она не забыла слов, сказанных братом при расставании, и не ожидала, что тот смягчится. Чем хуже складывались обстоятельства, тем меньше было на это надежды.

– Прости, – проговорила посетительница, едва войдя и лишь мельком оглядев пустую камеру. – Мне пришлось сказать Чарльзу, что я собираюсь навестить сестер Бегбай. Пожалуйста, если ты не против, не говори ему, что я была здесь. Я… мне бы не хотелось сейчас ссориться с ним. – Она выглядела смущенной и растерянной. – Он…

– Он запретил тебе приходить, – договорила за нее сиделка. – Не беспокойся. Разумеется, я не скажу ему. – Ей хотелось поблагодарить Имоджен за приход, в самом деле обрадовавший ее, но слова застряли в горле – они все равно прозвучали бы неискренне.

Покопавшись в сумочке, миссис Лэттерли вытащила кусок ароматного мыла и пакетик сухой лаванды – такой душистой, что Эстер ощутила ее запах на расстоянии в два ярда. Он остро напоминал о прежней жизни, и на глазах у нее выступили слезы.

Имоджен бросила на нее быстрый взгляд, и маска вежливости на ее лице уступила место истинным переживаниям. В порыве чувств она отшвырнула мыло и лаванду и, шагнув к золовке, сжала ее в объятиях с такой силой, какой та в ней и не подозревала.

– Мы победим! – воскликнула она. – Ты не убивала ту женщину, и мы это докажем! Мистер Монк – человек не слишком приятный, но он очень умен и чрезвычайно настойчив. Помнишь, как он распутал дело Грея, когда все уже решили, что это невозможно? И он на твоей стороне, дорогая. Ни в коем случае не отчаивайся!

При всех прежних посетителях – даже при Калландре – Эстер старалась не терять самообладания, как бы трудно это ни было, но сейчас она не выдержала. Притворяться больше не было сил. Припав к невестке, она разрыдалась и плакала до полного изнеможения, принесшего ей некоторое успокоение. Слова Имоджен, сказанные ради утешения, в полной мере обнажили перед заключенной правду, которой она сопротивлялась с того самого момента, когда ее привезли сюда. Всех усилий Уильяма или чьих бы то ни было недостаточно. На виселицу порой попадают и невиновные. Даже если Монк или Рэтбоун смогут впоследствии доказать истину, ей это уже не поможет, ее это не спасет.

Теперь вместо желания бороться со страхом или с несправедливостью Эстер ощутила что-то вроде смирения. Быть может, то была простая усталость, и все же это было лучше, чем бессмысленное сопротивление. Это приносило подобие покоя.

Ей больше не хотелось слушать обнадеживающие слова, так как она уже изжила свою надежду на спасение, но признаться в этом Имоджен было бы жестоко, а снизошедшее на нее успокоение было слишком хрупким, чтобы доверять ему. Быть может, она по-прежнему обманывает себя? Облекать эти размышления в слова мисс Лэттерли не хотелось.

Посетительница отступила на шаг и взглянула на нее. Должно быть, она заметила или почувствовала происшедшую в золовке перемену, потому что, не говоря ни слова, наклонилась, чтобы поднять брошенные мыло и лаванду.

– Я не спросила, можно ли передать это тебе, – деловито произнесла она. – Может быть, лучше их спрятать?

Эстер всхлипнула и достала платок, чтобы высморкаться. Имоджен ждала ответа.

– Спасибо, – наконец проговорила заключенная и, взяв подарки, засунула их за вырез платья. Кусок мыла мешал ей, но в этом было даже что-то приятное.

Миссис Лэттерли присела на койку, широко раскинув юбку, словно пришла с визитом к какой-нибудь светской даме. Впрочем, после несчастья со своим свекром она никому не наносила визитов. Сестры Бегбай были теперь высшим пределом ее знакомств.