Грехопадение

— Устраивайся поудобнее. — Сэйнт вышел вперед. — Наша спальня — та, что в конце коридора, с террасой.

Я замялась.

— Наша спальня?

Он повернулся ко мне лицом.

— Да, Мила. Наша спальня. Ты бы предпочла иметь свою собственную?

— Ну… э-э…

— Хорошо. — Он ухмыльнулся. — Как я уже сказал, в конце коридора.

Щеки запылали, словно я была чертовой школьницей на выпускном вечере, которой впервые предстоит жить в одной комнате с мальчиком.

— Черт, — пробормотала я, когда он исчез за колонной, скрывшись из виду.

Я бесцельно бродила по номеру, осторожно прикасаясь к полированной мебели и гладким поверхностям. Два месяца назад я жила в убогой квартирке с соседкой-наркоманкой, которая даже не знала о моем присутствии. А теперь я бродила по залам президентского люкса, который могли себе позволить только самые богатые люди мира.

Двойная дверь вела в крытый бассейн, и я затаила дыхание. От пола до высокого потолка тянулись колонны, а температура воздуха была чуть более влажной, чем в остальных помещениях люкса. Мои каблуки громко щелкнули по гранитному полу, я сняла их и зашагала к бассейну. Вода была хрустальной, а дно бассейна украшали два мозаичных дельфина, словно сделанные из драгоценных камней. Во всех углах открытого пространства стояли экзотические растения, их земной аромат маскировал запах хлорки.

Я согнула колени и провела пальцами по теплой воде. На ощупь она была как шелк, и, несмотря на то что мне пришлось пройти через ад, чтобы попасть сюда, я на мгновение ощутила роскошь своей новой жизни.

— Давай. Искупайся.

Я заметила, как Сэйнт прислонился к колонне, наблюдая за мной дьявольскими глазами.

— Мы купили платья и нижнее белье. Но не купальники. — Я выпрямилась, но он остался неподвижен.

— Купайся голышом.

Я фыркнула.

— Ага, я так не думаю.

— Раздевайся, Мила.

Я рассмеялась и подняла глаза к потолку.

— Ты же не серьезно.

— Снимай. Свою одежду.

Он окинул меня пристальным взглядом, и в глубине его глаз не было ничего игривого. Черты его лица были каменными, а радужные оболочки, темными и тяжелыми, что резко отличалось от того, что было всего несколько минут назад.

— Это еще один твой трюк, как тот, когда ты наблюдал за тем, как я принимаю душ?

Он скрестил руки и нахмурил брови.

— Ты много чего умеешь, Мила, но покорность — не из их числа.

— Ты понял это только сейчас? — Я бросила вызов, решив не показывать слабость. Но в животе у меня бурлили страх и предвкушение. За последние несколько недель Сэйнт показал мне себя с менее жестокой стороны, но это не означало, что я больше не боялась его. Я знала, какая тьма таится в нем. Я не раз оказывалась на стороне этой тьмы. Одна мысль об этом связывала мои внутренности колючей проволокой, скручивая и сжимая.

Когда он сделал шаг ко мне, я инстинктивно попятилась назад. Эмоции, которые я испытала в тот день, когда он заставил меня принять душ, снова закрались в мою душу. Они мало-помалу душили расцветавшее во мне желание.

— Ты боишься меня, Мила?

— Если я правильно помню, это я должна задавать вопрос.

Его губы изогнулись по краю.

— Ответь на мой вопрос, и я позволю задать тебе два.

— Два вопроса? — Такая перспектива меня заинтриговала.

Он кивнул.

— Два вопроса.

На этот раз я сделала крошечный шаг вперед, и холод с пола просочился сквозь мои босые ноги.

— Хорошо. Да, ты меня пугаешь, хотя в последнее время ты не так жесток со мной.

Он вскинул брови.

— Жесток? О, Мила. Я никогда не был с тобой жесток.

— Прости?

Он подался вперед.

— Если бы я был жестоким, ты бы носила лохмотья, а не дизайнерские марки. Ты бы ела черствый хлеб, а не блюда итальянской кухни. — Я тяжело сглотнула, глядя, как он подходит все ближе и ближе. — Если бы я был жесток, ты была бы связана и с кляпом во рту в моем гребаном подвале. Твое тело болело бы от непрерывного траха. Твои бедра горели бы от долгого пребывания в вытянутом положении, пока у тебя не было выбора, кроме как брать мой член снова и снова. — Он наклонил голову и сузил глаза, обрамленные темными бровями. — Если бы я был жестоким, Мила, от тебя бы ничего не осталось. Только пустая оболочка, которая существовала бы только потому, что я позволял это.

Низкий тенор его голоса пронзил мой позвоночник страхом, и мне пришлось переступить с ноги на ногу, чтобы не упасть из-за ослабевших коленей. После всего, что мне пришлось пережить с этим человеком, я верила каждому его слову. В его словах было скрыто предупреждение о том, что я упустила из виду, кем он был на самом деле, и что я еще не видела худшего в нем. Молчаливая сила, которую я хранила в себе, исчезла, сменившись неуверенностью.

— Хорошо. Итак, по твоим словам, ты был кем со мной? Снисходительным? Терпимым?

— Доминирующим, — ответил он с самодовольным выражением лица.

— Не буду спорить.

— Тогда делай, что я говорю. Снимай одежду.

Моя кожа превратилась в горячую плоть, как будто он уже прикасался к ней. Мои губы разошлись, как будто он был в нескольких мгновениях от того, чтобы поцеловать их. Между нами было не менее семи футов, но мое учащенное дыхание и сжимающиеся бедра были такими, словно он прижимался своим телом к моему.