Греховная невинность

Замешательство Хейнсворта длилось недолго, и все же… Эми показалось, что за его молчанием скрывается нерешительность. Он как будто обдумывал, что же сказать в ответ… на простой вопрос.

– Так зовут поверенного, с которым я знаком. Почему вы спрашиваете?

– Один мой приятель упомянул его имя, добавив, что вы, возможно, его знаете, поскольку оба ведете дела в Лондоне.

– Приятный человек, – отозвался Хейнсворт и обворожительно улыбнулся.

От его улыбки мысли Эми путались и рассыпались, словно она смотрела на солнце. Пожалуй, только в этом виконт и походил на преподобного Силвейна. Однако он хорошо сознавал магическую силу своей улыбки и не случайно улыбнулся именно сейчас.

– Ваш отец дома, Эми? – В его бархатном голосе слышалось нетерпение страстного обожателя, которому хочется как можно скорее заявить свои права на любимую женщину.

Однако Хейнсворт никогда не пытался поцеловать ее. Виконт держался с подчеркнутой почтительностью, не отступая ни на йоту от правил благопристойности.

Эми вспомнилась сцена, подсмотренная недавно из окна кареты, мимолетная, словно сон: две застывшие фигуры – пастора и графини, два лица с одинаковым выражением глубокого чувства, то ли мучительной боли, то ли бесконечного счастья. Это видение заставило ее ошеломленно замереть, глядя в окно. Она знала, что сцена ей не пригрезилось.

«Осмотрительность не бывает излишней. Порядочному человеку нечего скрывать», – сказала леди Уэррен.

И хотя в эту минуту Эми ненавидела графиню еще сильнее, чем прежде, она невольно пожалела, что той нет рядом.

– Отца сейчас нет, он у одного из наших соседей, – проговорила мисс Питни.

– Как жаль, – с искренним огорчением отозвался Хейнсворт.

От этих слов, произнесенных тихим проникновенным голосом, сердце Эми взволнованно забилось, в душе вспыхнула надежда. Потом она представила отца, сидевшего у себя в кабинете, и решила, что поднимется к нему и расскажет о мистере Бартоломью Толливере, как только проводит виконта.

Последним увеселением зимних празднеств стал бал в доме Редмондов, которые, по примеру Эверси, проявили великодушие, любезно предоставив для нужд благотворительности свой бальный зал. Похоже, они не ставили в вину Адаму его родственные связи с недружественным семейством.

Синие, зеленые и белые ленты – цвета неба, моря и облаков Суссекса – украшали потолок над головами танцующих. По всему залу были живописно расставлены огромные вазы с цветами самых разнообразных оттенков из оранжереи леди Фенимор, образуя уютные уголки, где могли найти уединение влюбленные пары, чтобы нежно поворковать, или одинокие девушки, чтобы скрыть свои страдания.

Или отвергнутые обществом графини, чтобы спрятаться от сплетен и пересудов.

– Вы не сделали ничего дурного, – горячо защищала Хенни хозяйку, когда дамы перестали наносить Еве визиты, а затем объявили, что комитет больше не нуждается в ее помощи, поскольку все вопросы уже решены.

Разумеется, прямо ей никто ничего не высказал, если не считать гневной вспышки Эми Питни. Ева могла бы счесть случайностью, что всю неделю дамы были слишком заняты, чтобы ее навестить. Возможно, им действительно не требовалась помощь в украшении зала. Может быть даже, из какого-то каприза им всем одновременно вздумалось вдруг не приходить в церковь на следующий день после того, как Эми Питни обвиняющим жестом указала на крест у Евы на шее.

Возможно. «Однако, – перефразируя мисс Питни, сказала бы Ева, – пусть я скандально знаменита, но не глупа». Трусливой она тоже не была.

Надев шелковое платье цвета граната, леди Уэррен отправилась на бал.

Ева хотела увидеть Адама. В последний раз она видела пастора на воскресной службе, когда его голос отдавался эхом в почти пустой церкви. Ей хотелось заглянуть ему в глаза, чтобы узнать, что все это значит для него.

Потаенные уголки служили убежищем и для несчастных, чьи сердца разбиты, а мечты рассыпались в прах. Для наивных романтиков, с чьих глаз спала пелена.

Мисс Эми Питни, прямая, как натянутая струна, замерла в неподвижности, укрывшись за высокой вазой с цветами. Лицо ее пылало от гнева.

Лорд Хейнсворт стоял перед ней.

– По крайней мере, теперь вы знаете обо мне худшее, – тихо произнес он. – Я не горжусь собой, поэтому не решался рассказать вам о Толливере.

– Мистер Толливер сказал моему отцу, что вы почти разорили его. – Эми чувствовала себя обманутой, одураченной. – Вы задолжали ему тысячи фунтов, проиграв в карты все свое состояние.

– Я собираюсь расплатиться с ним.

Как ни странно, теперь, когда обнажилась истинная суть Хейнсворта, охотника за приданым, романтический герой ее грез стал казаться Эми более реальным и живым.

– Как? Моими деньгами? – резко бросила она.

– Эми… – Красивое лицо Хейнсворта исказилось, в мягком голосе послышалась мольба. – Уверен, в вашей душе еще не угасла искра чувства ко мне. Разве мы ничего не значим друг для друга? Пожалуйста… не разбивайте мне сердце.

Эми смерила Хейнсворта внимательным взглядом. Казалось, он действительно переживает крушение надежд. Губы его побелели, на лбу выступили капельки пота.