Никто не произносит ни слова, пока мы пробираемся сквозь грязь на юг. Однако чтобы избежать дальнейших неудобных встреч, путешествие займёт больше времени, чем ожидали. Если меньший демон говорил правду, у нас на спинах мишень. И хотя никому не доставляет удовольствия мысль об убийстве, каждому врагу придётся пасть, если хотим добраться до Легиона целыми и невредимыми. Единственная проблема в том, что нас десять, а их сотни, если не тысячи.
— Мы можем остановиться на минутку? — слышу я позади себя и оборачиваюсь к Адриэль; её губы сухие, а кожа бледная. Она была такой молчаливой всю дорогу; я даже забыла, что она была с нами. — Мне нужно перевести дух, — объясняет она, прислоняясь к кирпичной стене, которая раньше принадлежала популярному бутику в центре города. Теперь он практически выпотрошен.
— Да. Тебе нужно отдохнуть, — настаивает Феникс, снимая рюкзак, и достаёт бутылку воды, которую протягивает ангелу, теперь задыхающемуся от усталости.
Я не понимаю. Она бессмертна; одно из самых почитаемых существ на свете. Как она может уже запыхаться? Прошло не так уж много времени, и, учитывая, что до рассвета осталось всего несколько часов, нужно продолжать двигаться.
— Большое количество демонов ослабляет её дух, — тихо объясняет Андрас, читая мои мысли. — Боль, разрушение, страх истощают её.
Я смотрю на него и хмурюсь.
— Но она застряла в доме с демонами на несколько недель. — По крайней мере, мне показалось, что прошли недели.
Андрас качает головой.
— Мы не похожи на других демонов. Даже Люцифер… он обессилел с тех пор, как прибыл. Возможно, даже когда он был в Аду с тобой.
Я не осознавала этого до сих пор, но он прав. Люцифер действительно был слаб рядом со мной. Пока не проговорился.
Однажды.
Я помню это так, будто это произошло только вчера. Не думаю, что прошёл хотя бы день, чтобы я не думала о той ночи в его столовой. Он пытался шокировать меня в течение нескольких дней, каждая ночная демонстрация была более развратной, чем предыдущая. Словно он пытался добиться меня с помощью зла. И я сидела с каменным лицом и холодом, как и велел Нико. А потом совершила ошибку.
Я бросила ему вызов.
Я так и слышу звук зубов, разрывающих плоть. Всё ещё отчётливо вижу густую алую кровь, скопившуюся у ног Люцифера, когда девушки охотно, почти радостно, разорвали лица друг друга до костей. И я ничего не сделала. Я не плакала. Я не кричала. Я сидела и смотрела, как эти бедные женщины едят друг друга.
Моё молчание стало одобрением. И в тот момент я поняла, что ничем не лучше Люцифера. Может даже хуже.
— Лучше? — Я слышу, как Феникс спрашивает в нескольких футах от меня, присев на корточки перед Адриэль.
Она слабо кивает, её дыхание немного поверхностное.
— Да. Идём. — Она отталкивается от покрытой граффити кирпичной стены.
— Могу я предложить тебе идти рядом с Иден? — предлагает Люцифер, его голос приобретает обычную соблазнительную протяжность.
Я поспешно спрашиваю:
— Зачем?
— Потому что ты наполовину ангел, — объясняет он. — Вместе вы сильнее. В первый раз, когда ты владела светом, ты была с Крисизом. И каждый раз после с Адриэль. Та же сущность, что течёт в твоих венах, течёт и в их.
Я киваю, не в силах признать, что он прав… по большей части. Я не могу описать, что произошло между Легионом и мной в нашу последнюю ночь. Я не знаю, святой свет отбросил его в шкаф. Или его сознание боролось с туманом. Или божественное вмешательство. Я не знаю. Но понимаю, что если бы что-то — или кто-то — не остановил его, он вполне мог бы убить меня. В тот момент не было и проблеска прежнего ангельского «я» Легиона. Он весь был демоном — полным воплощением зла. Спасти его было невозможно.
— Думаю, ты прав, — комментирует Адриэль, подходя ко мне.
Я смотрю на её красивое бледное лицо и понимаю, что зелёные глаза запали и обведены пурпурными кругами. Она нам нужна. И, по правде говоря, я перед ней в долгу. Возможно, мы влюблены в одного мужчину, но я не верю, что она когда-нибудь сделает что-то, что причинит мне боль. Не тогда, когда она защищала меня большую часть моей жизни.
— Ладно, — соглашаюсь я. — Пойдём.
Мы направляемся на восток, чтобы срезать путь через Грант-парк в надежде обойти некоторые из мрачных районов центра города. И когда переступаем через груды битого цемента и стекла, я громко ахаю при виде того, что от него осталось. Всё в руинах. То, что когда-то было известно как центральная часть Чикаго — не что иное, как мёртвая трава, куски щебня и искорёженный металл, которые когда-то были скульптурами. Институт искусств, похоже, осквернили. Бейсбольные бриллианты на поле Хатчинсона разрисовали краской из баллончика и закидали мусором. И какая бы застойная жидкость ни находилась в большом Букингемском фонтане, это определённо не вода.
— Чем дальше мы будем продвигаться, тем хуже будет, — замечает Тойол с ноткой печали в голосе. Я не знаю, как давно Сем7ёрка здесь, но это тоже их дом. И видеть его таким, так же бесит их, как и меня.
Я сардонически фыркаю.
— Хуже, чем это?