Он не обманывался относительно причин своего беспокойства. Но почему случайная встреча с девушкой на пляже так подействовала на него? Это происходит уже во второй раз, и он даже толком не может понять, в чем дело? Она почти не обмолвилась с ним словом, да и он не многое сказал ей. Эта девушка значила для него не больше, чем другие женщины-прихожанки, — меньше, гораздо меньше, чем некоторые из них: миссис Андерсон, например, одна из многочисленных шахтерских вдов, трясущаяся от страха при мысли, что ее единственный сын собирается тоже стать шахтером; Молли Эверард, разрывающаяся между больным мужем и ветреным сыном; и даже сам бедняга Джордж, дышащий на ладан и хватающий воздух синими губами. Это было какое-то наваждение! Вымотанный до предела своими мыслями, Роберт погрузился в глубокое молчание.
Клер с Джоан обменялись вопросительными взглядами. Какой чудесный был вчера денек, а Роберт — такой свободный, такой счастливый и беззаботный, ну, совсем как в былые времена, до того, как гибель родителей омрачила их жизнь. Ах, какой краткий миг длилось это — и снова долг, работа, неизбежная ответственность, с нею связанная, а то и просто требования времени — и вот Роберт уже сам не свой.
Над столом сгустилась тяжелая тишина. Внимательная Джоан отметила, что невестка выглядит грустной и подавленной. Для Клер, которая этим утром распростилась с очередной надеждой на ребенка, молчаливое сочувствие Джоан означало почти откровенное приглашение излить душу; а душа ее действительно болела после горького открытия, что Роберт слишком погружен в свои заботы, чтобы разделить с ней ее огорчения. Однако лицо Джоан тут же приняло свое обычное суровое и сдержанное выражение вечной настороженности, — а ведь вчера на пляже этого и в помине не было. Нет, и здесь не будет утешения, подумала Клер. Видать, каждый из них занят своими проблемами.
Молчание становилось невыносимым. Пробормотав извинения, Роберт поспешно покинул столовую, скрылся в своем кабинете и сел за стол, уронив голову на руки. Надо все хорошенько обдумать. Но рука его непроизвольно потянулась к телефону.
— Алле! Это Молли?
— Роберт? Здравствуй. Как вы поживаете? Как Клер?
— Все нормально. А как Джордж?
— Знаешь… в общем доктор сказал, что не стоит надеяться на чудо.
— Да. Понятно… Я звоню, чтобы поблагодарить вас обоих за все ваши усилия… за ту поддержку, которую вы мне оказали на утренней службе. Это для меня так много значило. И для Клер тоже. Мы вам оба так благодарны.
— Ах, было бы за что! — Молли не привыкла, чтобы ее благодарили. Искреннее смущение тещи давало хороший повод переменить тему.
— У меня есть к вам еще кое-что, Молли, и вы можете мне помочь, если захотите. Мне бы хотелось поближе узнать местную молодежь в округе, убедиться, что весть о том, что церковь вновь открыта, дошла до них, как и до их матерей и отцов. Кстати, насчет дочки Вика, ну, этого грека, у которого бар на том конце города…
— Дочки? Которой? У Вика куча детей!
— Ну, такая, совсем молоденькая, лет восемнадцати-девятнадцати, тоненькая, очень светлая…
Молли от души расхохоталась.
— Но это не его дочь!
— Не его…
— Никакая она не родственница Вика, и как вам взбрело в голову… вы только посмотрите на эту красоту. Это Алли Калдер. Дочка бывшего профсоюзного босса Джима Калдера — Большого Джима, как тут его прозвали — того самого, что Поль обставил, когда бился за это место на шахте. Но папаша у нее суров и глаз с девчонки не спускает.
— А вы не знаете… — Роберт, движимый ему самому неведомой силой, продолжал расспрашивать Молли, — вы, случайно, не в курсе, у нее какие-то сложности?
— Ничем не могу тебе помочь, дорогой. Вот разве что Поль… Он знает всех в округе — буквально всех до тридцати и в юбке, это уж можешь мне поверить!
Поль? Ну, нет! С его-то репутацией! Чтоб такая девушка пересеклась с Полем? Это уж последнее дело. У нее и так, видать, проблемы с собственным папашей — может, поэтому она и занимает его мысли? Девушке нужна помощь, и она ее получит, решил Роберт и сразу вздохнул с облегчением. Он отыщет ее, непременно. И без всякого Поля. Он отыщет ее другим способом.
— Спасибо, Молли, хорошо. Это я так, между прочим. Еще раз благодарю за вчерашний день. Всего вам лучшего, и привет вашему мужу.
Он положил трубку, в которой еще звучал приятный смех Молли, и долго сидел, задумавшись. Брайтстоун невелик. Что тут странного или подозрительного, если он заскочит в „Парагон“ выпить чашечку кофе во время беготни по городу. Рано или поздно он сделает это… рано или поздно… скорее, рано…
Весело насвистывая сквозь зубы, Поль медленно вел машину по главной улице Брайтстоуна; закрывающиеся магазинчики и банки свидетельствовали о том, что еще один рабочий день подошел к концу. Скатившись с холма, он выбрал место, осторожно припарковал машину так, чтобы иметь хорошее поле обзора, воткнул кассету в „доджевское“ стерео и стал ждать. Зазвучал рок, и Поль весь отдался ритмичной музыке.