— Что за разговор, — произнес он все тем же наставническим тоном. — Что у нас за разговор! Неужели ни о чем поинтереснее мы не можем поговорить!
Она разрывалась между злостью и послушанием.
— Вы же знаете, что я ни с кем так не разговариваю, как с вами! Я так вообще никогда в жизни не разговаривала! Но вы правы! Что за разговор!
Сердце его наполнила нежность; он улыбнулся.
— Никаких запретных тем, Алли?
У нее вырвался вздох — глубокий-глубокий.
— В вашем мире их слишком много, Роберт. — Он отметил, что впервые она произнесла его имя абсолютно естественно — без смущения, без агрессии, без принуждения.
— Но их не должно быть. Ты сама сказала Мы здесь на земле ненадолго. И должны говорить правду.
Она не ответила. Взгляд ее все еще был прикован к горизонту; отсюда, с высоты мыса открывалась панорама безбрежного спокойного моря, постепенно становящегося пурпурным, потом серым и черным. Сейчас она казалась куда спокойнее, умиротвореннее и ближе; такой он ее не видел. Неужели время, проведенное в их доме, начинало оказывать свое действие? Неужели эти разговоры урывками дали ей почувствовать, что она такая же личность, такая же ценность — что ее благополучие, ее будущее действительно важно ему, ее священнику, ее другу?
— Как-то я забрела сюда одна глухой ночью, прямо на вершину мыса, — вновь заговорила она бесцветным, сонным голосом. — Море открывалось на десятки миль, ночь была ясная. Над водой виднелся светящийся силуэт — и до меня доносились обрывки музыки — ничего прекраснее я в жизни не слышала.
— Музыки?
— Ну да. Вдали плыл огромный корабль — океанский лайнер. На них, наверное, есть свои оркестры, я так полагаю, — а огни — как на новогодней елке. Было так красиво — слов нет, как красиво.
— Я помню. Сам смотрел на них от нашего дома.
Алли вдруг совершенно пробудилась, но была совсем другой. Скосив глаза, она рассмотрела его во мгле.
— Только я уверена, вы не плакали от желания оказаться там, стать одним из тех богачей, что танцуют под музыку на палубе! Вам-то не приходилось молиться о том, чтобы унестись за сотни миль, лишь бы подальше отсюда!
— Нет, — ответил он неторопливо, всем сердцем болея за это дитя.
— Ну, а я молилась! И знаете что? — Ему было известно, что она сейчас скажет. — Я и сейчас молюсь об этом! Я хочу жить, жить, пока не умерла. А для этого надо уехать отсюда!
Он не хотел, чтоб она уезжала, он это знал. Но знал также и то, что говорить этого не должен.
— Перед тобой большой мир, Алли. Ты должна взять его, схватить обеими руками. Ты теперь женщина. Ты должна решать сама за себя. И окружающим тебе людям придется с этим смириться. В жизни многое надо сделать. И нельзя терять время. Чем раньше начать, тем лучше.
— Да, ну а как насчет вас? — Голос ее снова изменился.
— Что насчет меня?
— Вам много надо сделать? Или то, что вы здесь делаете, — цель вашей жизни?
— О Алли! — Зачем обременять ее своими надеждами, своими мечтами, своими страхами и разочарованиями?
— Давайте! Я вам поведала все мои секреты. Теперь расскажите ваши. — Она опять была ребенком, настаивающим, чтоб все было „по-честному“. Но это был вопрос женщины, и на него надо было ответить по-мужски честно.
— Я хочу сделать намного больше, — медленно начал он, — намного больше, чем могу здесь, в Брайтстоуне. Я знаю — мне так много дано — и я мечтаю о более широком поприще.
— О более широком поприще, — он видел, что ей понравилось это выражение. — Но в качестве ли священника? В качестве ли священника?
— О да. — Здесь он чувствовал себя наконец на твердой почве. — Всегда в качестве священника Если, разумеется, Богу будет угодно!
Они мчались по дороге; внизу под обрывом притаился в ожидании город. Она незаметно рассматривала его четко вылепленное лицо с крепкими челюстями, удивительно красивый очерк губ, большую копну светлых волос, спадающих с высокого загорелого лба. Боже правый, ну почему он должен быть священником? Это занятие для куда более пожилых людей, таких как пресвятой Джо, последний и неутешный бенефициарий[10]
святого Иуды. Невероятно!Ему бы быть киногероем. Или, по крайней мере, телезвездой.
Словно читая ее мысли, Роберт улыбнулся одной из своих обворожительных улыбок.
— Обо мне не стоит беспокоиться, Алли. Это вам мы хотим помочь, чем только можем.
В этот момент идущая им навстречу машина стала яростно гудеть, чтобы привлечь их внимание. Через секунду напротив затормозил голубой „додж“ и оттуда высунулась голова Поля. Роберт резко остановил машину.
— Я направлялся в приход, Алли, — крикнул Поль. — Хотел повидать Клер, а заодно подбросить тебя домой. А ты, вижу, уже здесь. Ну, я все равно на мыс. Увидимся там, Роб.
— Это еще бабушка надвое сказала, — проворчал Роберт. Как он и опасался, такая резкая остановка оказалась не по силам его развалюхе. Старушка закашлялась, пару раз дернулась и заглохла. Поль ехидно засмеялся.
— Подожди, сейчас припаркую „Голубую Стрелу“ и приду помочь тебе. А ты пока суть да дело начинай молить о чуде!
С явным огорчением Алли взяла сумку.
— Я пойду, пожалуй, — бросила она.
Роберт почувствовал себя уязвленным.