Греховное падение

Не ожидая ничего хорошего, но наполненная мрачной решимостью, я подъезжаю к своему дому. Таксист всю дорогу развлекает какими-то байками, рассказывая то ли небылицы, то ли правду о его попутчиках, я улыбаюсь, слушая, и нервозность немного отступает, но стоит оказаться на подъездной дорожке собственного дома, как волнение возвращается с полной силой, но я успокаиваю себя. Хуже, чем уже есть, все равно не будет.

— Мам, пап, я дома, — захожу в дом, сразу же, с порога, заявляя о себе.

В доме довольно тихо, но меня слышат, и на мой крик выходит мама. На лице теплая улыбка, хотя в глазах замечаю толику грусти, может быть, этому есть объяснение, но я не акцентирую свое внимание на этом, потому что замечаю за спиной матери человека, которого не ожидала здесь увидеть. Бен? Что он здесь забыл? Не задаю этот вопрос вслух, но он так и повисает в воздухе, ощущается в гнетущем молчании, воцарившемся между нами, и, видимо, слишком отчетливо написан на моем лице, потому как мама отвечает на невысказанный вопрос.

— Он заезжал с бумагами для отца, — оправдывает его, но если заглянуть вглубь комнаты, можно увидеть чайные приборы и следы недавнего чаепития.

— Не просто с бумагами, как я вижу, — хмыкаю я, переводя взгляд на Бена, — ловко, Бен, очень ловко, но без меня у тебя нет шансов. Ты ничего не получишь, — мой голос похож на шипение. Как же меня бесит его лицемерие. Что он вообще делает у меня дома?

— Уже получил, — выпячивает грудь вперед.

— Что? — ошарашено переспрашиваю.

— Компанию, — гордо заявляет этот павлин, мой бывший жених.

Я просто не могу поверить, смотря округлившимися глазами то на него, то на ничего не понимающую маму.

— И вы после этого пьете с ним чай? — Спрашиваю у матери.

Сидеть с ним таким за одним столом, себя не уважать. О чем они вообще думают?

— Бен нам просто помогает, — заверяет меня она, но по довольному лицу Бена можно сказать, что мама не договаривает, а, может, попросту не знает всей ситуации.

Оставляя за спиной самодовольное лицо бывшего, решительно направляюсь к отцу, оставляя маму с Беном позади, они меня не останавливают, дают мне возможность выяснить правду, потому как отец-то точно все знает

— Это правда? — Врываюсь в кабинет отца, вихрем открывая дверь.

— Что? — Не сразу понимает, удивленно поднимая на меня взгляд, отрываясь от каких-то бумаг на столе.

— Бен, компания, я, — уже тише добавляю про себя.

— Бен хорошо справляется, потому я и сделал его управляющим, а ты? Не совсем понимаю, Энн, ты, что все помнишь?

— Да, пап. И знаешь что, как ты вообще мог так со мной? Я еще думала, чего это ты так спокойно реагируешь на мою потерю памяти? А вот оно что, оказывается, мне одно интересно, как ты маме это обстоятельство объяснил? Она ведь тоже довольно спокойно реагировала. Или после всего, что было, это уже нормально? — Смотря в его глаза, спрашиваю.

Отец в ответ отводит взгляд, не торопится отвечать, переваривая мою осведомленность.

— На меня давили, я не хотел, чтобы так вышло, я здесь не при чем. — Защищается.

— Ты не мог меня отстоять? — Не то спрашиваю, не то утверждаю, добавляя. — Папа, я ребенком была, ты мог нанести непоправимый вред здоровью.

— Это неопасно.

— Неопасно? Неопасно? И сейчас тоже неопасно? — Кричу я, — да ты хоть понимаешь, что я испытывала все эти годы? Когда не всегда могла отличить сон от реальности? Когда потеряла связь с миром, не понимая, кто я? Хотя куда тебе?.. — Взмахиваю рукой, — ты думал только о себе, нечего переживать о дочери брата.

— Откуда? — Хватаясь за сердце, спрашивает тихо.

— А ты думал, я никогда не узнаю? — Прищуриваюсь я.

— Мы договорились, ты моя дочь. Дэвис не имел права рассказывать, — хрипло отвечает, а в глазах плещется боль, только эта боль несравнима с моей, мою не объять, она необъятная.

— Это не он, а даже если бы и он, я имела право знать, — Кричу, давя на него, — тем более, после всего, что ты сделал. — Добавляю уже тише.

Мне бы остановиться, но я не останавливаюсь, не давая ему вставить хоть слово в свою защиту.

— Убийство? Серьезно? Я ведь думала, ты бизнесмен.

— Я и есть, — пытается оправдаться.

— Нет, пап, ты убийца, у тебя нет ничего святого, — говорю последнее слова и, разворачиваясь к выходу, шепчу, добавляя напоследок, — и дочери у тебя тоже нет.

— Что ты будешь делать? — Слышу вслед его обреченное.

— Не беспокойся, в полицию не пойду, — усмехаюсь я, окончательно понимая, что отец переживает за свою шкуру больше, чем за то, что я больше не хочу иметь с ним ничего общего.

В дверях я встречаюсь взглядом с матерью, она стоит возле стены, опираясь на нее. Ее мертвенно бледное лицо и глаза, затуманенные слезами, говорят о том, что она все слышала, но мне впервые в жизни ее не жаль. Пора открывать глаза, мамочка.

Твой муж тиран и убийца.

Я не останавливаюсь возле нее, хватит с меня разговоров, я все сказала. Иду вперед, слыша вслед ее тихое.

— Мы не хотели, чтобы ты так узнала, — шепчет она.

Наверное, это она об отцовстве. Не хочу думать, что она тоже знала о том, что сделал отец.