Когда музыка сельского танца сменилась вальсом, танцоры разделились на пары. Внимание мистера Лайонкрофта привлек кто-то еще. Кто-то более достойный, чем провинциальная барышня с острым язычком в одолженном, не принадлежащем ей платье.
Он кружил в вальсе Сьюзен с беспримерным изяществом и грацией, и только изредка его движения казались ей нерешительными, как и следовало ожидать от человека, не ступавшего на танцевальную площадку больше десяти лет.
Как Эванджелина ни пыталась поймать его взгляд, он упорно продолжал смотреть на свою партнершу – на Сьюзен, не желавшую ни его поцелуев, ни прикосновений, но готовую выйти за него замуж ради его денег, чтобы умиротворить мать и избавиться от нее, на Сьюзен, движения которой даже теперь казались скованными и угловатыми и явно свидетельствовали о ее неловкости и смущении, оттого что она оказалась в такой близости от него.
Пальцы Эванджелины сжимали складки платья. Она не ревновала к Сьюзен. Вовсе не ревновала. Бурление в желудке, вне всякого сомнения, было всего лишь реакцией на съеденную жареную рыбу, а вовсе не на Лайонкрофта.
Его губы были крепко сжаты, а щеки уже слегка потемнели от подросшей щетины и представляли собой прекрасный фон для бледного шрама на подбородке. Эта отметина делала его вполне реальным, человечным и по-своему уязвимым.
Ее размышления были прерваны страшным грохотом. Эванджелина вздрогнула.
Это мистер Тисдейл тяжело опустился на стул рядом с ней, а потом наклонился, чтобы поднять упавшую трость. Он вытянул руку. Рука его заметно тряслась. И трость он так и не смог поднять, а уронил снова.
Эванджелина наклонилась, чтобы поднять ее для него. Он снова протянул руку за тростью, и ей не удалось избежать прикосновения его покрытой старческими пятнами кожи к ее запястью.
В то же мгновение будто что-то сместилось в ее сознании. Она увидела себя возле двери, открытой в чужую спальню.
– Вы хотите сказать… французский гувернер? – произнес мистер Тисдейл, и голос его дрожал больше обычного.
– Я просто боюсь за нее, – отвечал лорд Хедерингтон, но выглядел при этом скорее скучающим, чем напуганным. Он подавил зевок. – Но это ничего не меняет.
– Ничего? – Мистер Тисдейл принялся размахивать тростью, зажатой в покрытой старческими пятнами руке. – Это меняет все. Сделка расторгается.
Глаза лорда Хедерингтона сузились, его лицо больше не выражало скуки.
– Мой добрый друг, честь повелевает…
– Честь! – выкрикнул мистер Тисдейл. – В моей заднице больше чести, чем в вашей дочери. Я не стану просаживать свое состояние на девчонку, готовую расточать свое очарование на обычного гувернеришку, а не на уважаемого члена общества. Утром я уеду.
– Да послушайте вы, Тисдейл…
Эванджелина отдернула руку. Ей не следовало надевать митенки. Она прижала обнаженные кончики пальцев к вискам в надежде на то, что массаж отгонит головную боль прежде, чем та нахлынет на нее. Она вздрогнула, закрыла глаза и сильнее потерла виски, и тут перед ней возник Лайонкрофт.
– Что случилось? – спросил он, сгибая колено, чтобы лучше видеть ее глаза. Он приподнял ее подбородок. – С вами все в порядке?
– Я…
Эванджелина смотрела на него не отрываясь. Волосы падали на его лоб и приподнятые брови. Глаза были широко раскрыты, а рот казался напряженным. Он волновался за нее. И ради нее оставил Сьюзен в центре танцевальной площадки.
– Идите танцуйте, – прошипела Эванджелина, поймав злобный взгляд леди Стентон. – На нас смотрят.
– Не важно, – ответил он, но лицо его смягчилось, будто то, что она тоже смотрела на него, было показателем ее благополучия, даже большего, чем слова. – Пойдемте, – сказал он, потянув ее за руку. – Потанцуйте со мной.
– Не могу, – запинаясь, пробормотала она. – У вас есть Сьюзен, и к тому же…
– Они уже заиграли другой танец, – перебил он. – Прислушайтесь к мелодии. Это деревенский танец. Он предназначен для всех. Мистер Тисдейл благополучно храпит на своем стуле, а вы должны танцевать.
Он подал ей руку, заставил подняться на ноги и выйти на танцевальную площадку. При этом он улыбался так, будто они старые друзья.
И ей было приятно, что эта плутоватая улыбка и хорошее настроение вернулись к нему и что, несмотря на ее протест, они оказались среди танцующих пар. Она быстро поняла, что деревенские танцы не требуют особого мастерства, и потому принялась подпрыгивать, перескакивая через чужие ноги, и кружиться туда и сюда, с трудом удерживая равновесие.
Но в голову вступила боль, и ей стало казаться, что ее мозги лопнут от боли в гудящем черепе.
Всего за несколько минут Эванджелина узнала, что Эдмунд Радерфорд стал отцом еще одного незаконнорожденного младенца; Нэнси позволила Пьеру Лефевру сорвать со своих уст несколько поцелуев; лорд Хедерингтон порвал со своей любовницей сразу же после этого вечера; на платке Бенедикта Радерфорда выступила кровь, когда он закашлялся, а Франсина Радерфорд оказалась в интересном положении. Леди Хедерингтон, как выяснилось, в семнадцать лет насильно выдали за того, кто был сочтен хорошей партией, а леди Стентон все свое детство боялась матери Эванджелины…