Еще до того, как эллинский флот вернулся от Артемисия, в трезенской гавани Погоне собралось немало греческих кораблей, вскоре прибывших к острову Саламин. Как обычно, Геродот подробнейшим образом расписывает состав греческого флота. Больше всего триер выставили афиняне – 180. Коринфяне отправили на войну 40 боевых кораблей, а эгинцы – 30. Военный флот Эгины был значительно больше, однако немалая его часть осталась охранять остров от возможной атаки персов. К Саламину же были посланы лучшие корабли и самые опытные команды. По 20 триер прислали Мегары и город Халкида с острова Эвбея, это были самые крупные эскадры греческих полисов в составе союзного флота.
Лакедемон выставил 16 боевых кораблей, Сикион 15, Эпидавр 10, Эретрия и Амбракия по 7, Трезены 5, острова Кеос и Наксос по 4, Гермиона и остров Лефкас по 3, Стирия на Эвбее, острова Милос и Кифнос по 2, острова Серифос и Сифнос[70]
по одному. Неожиданно прибыла триера из Кротона, города в Южной Италии, ее привел триерарх Фаилл. Таким образом, Кротон оказался единственным полисом Великой Греции, не на словах, а на деле оказавшим помощь соотечественникам на Балканах.Дальше начинается путаница. Обозначив состав греческого флота, Геродот делает примечательную оговорку: «
Есть и другие данные по численности союзного флота. Эсхил, участник Саламинского сражения, в трагедии «Персы» пишет о 310 кораблях, а Ктесий Книдский называет фантастическую цифру в 700 боевых судов, из которых 110 были афинскими триерами (Persica, 26). Но у нас нет никаких оснований не доверять Геродоту, его сведения о греческом флоте в битве при Саламине соответствуют реальному положению дел. Под началом Эврибиада собрались значительные силы, и у командующего появился неплохой шанс оспорить у персов господство на море. Вопрос был в том, воспользуется ли он этим шансом.
На военном совете Эврибиад предложил каждому стратегу высказать свое мнение относительно дальнейшего ведения боевых действий. И услышал то, что и хотел услышать. Большая часть военачальников высказалось за то, чтобы покинуть Саламин и уплыть к Истму. Они упирали на то, что Аттику защищать не имеет смысла, поскольку вся сухопутная армия сосредоточена на перешейке и именно там будет встречать персов. К тому же, используя численное преимущество, персы могут запереть греческий флот в проливах у Саламина и полностью уничтожить, у Истма же сохраняется свобода маневра. Против отхода резко высказывался Фемистокл, а также стратеги Эгины и Мегар, поскольку именно их города в случае отступления были обречены на уничтожение. Страсти разгорелись нешуточные.
Но пока военачальники спорили между собой, на флагманский корабль прибыл вестник и рассказал о том, что армия Ксеркса вторглась в Аттику и приближается к Афинам. Персы полностью опустошают и разоряют территории, по которым проходят, оставляя за собой выжженную землю, и вскоре подойдут к городу. Эврибиад прервал совещание и распорядился привести флот в боевую готовность.
Персидская армия вошла в Афины. Сверкая золотом доспехов, Ксеркс на боевой колеснице въехал в поверженный город и по пустынным улицам проехал к холму Ареопаг. Царь был сильно удивлен, что не все жители покинули город, и никак не мог взять в толк, зачем горстка безумцев засела в крепости. Поэтому, не желая терять своих воинов, он отправил к афинянам на переговоры потомков тирана Пистистрата. Ксеркс исходил из того, что, увидев всю мощь его армии, горожане поймут бессмысленность сопротивления и сдадут Акрополь. И очень изумился, когда получил отказ. Свято уверовав в пророчество о «