Грэм Мастертон. Рассказы

— Звучит ужасно, — отозвалась Клэр, выдавливая на палитру ещё ализаринового красного.

— Это произошло очень давно, — сказал лэрд Дунайн. — В шестнадцатый день апреля тысяча семьсот сорок шестого года. Почти двести пятьдесят лет назад. Какая память может сохранить события подобной давности?

— Вы рассказываете так живо, словно это случилось вчера, — заметила Клэр, занятая смешиванием красок.

Лэрд Дунайн в первый раз за утро повернул голову.

— В тот день израненный лэрд поклялся, что отомстит Англии за каждую каплю пролитой им крови. Он сказал, что вернёт её, вернёт сторицей, а затем прольёт ещё столько же. Вы, может быть, слышали, что труп его так и не нашли, хотя в долинах ходило множество легенд о том, что тело было укрыто Дунайнами и Макдуффами. Это послужило одной из причин жестокости, с которой герцог Камберлендский прочёсывал горную страну. Он дал обет, что не вернётся в Англию до тех пор, пока не увидит своими глазами труп Дунайна из Дунайна и не скормит его собакам.

— Дикие времена, — откликнулась Клэр.

Она откинулась на спинку стула. Лицо лэрда по-прежнему было ужасающе бледным, хотя на него пошло почти два тюбика алой краски. Она не могла понять этого. Проведя рукой по волосам, она сказала:

— Я вернусь к работе завтра.

— Разумеется, — согласился лэрд Дунайн.

Направляясь в столовую ужинать, Клэр в обшитом дубом коридоре встретила Марго. Та была странно возбуждена и агрессивна.

— Ты не поехала с нами вчера, не поехала и сегодня. Сегодня мы делали зарисовки овец.

— Я была… — начала Клэр, бросив взгляд в сторону комнат лэрда Дунайна.

— Ах да, — кивнула Марго. — Я так и подумала. Мы все так и подумали.

И она направилась прочь, покачивая бёдрами. Клэр была изумлена. Но тут её осенило: «Она же ревнует. Ревнует всерьёз».

Весь следующий день, пока лэрд Дунайн невозмутимо и недвижно сидел перед Клэр, она продолжала сражаться с портретом. Она израсходовала шесть тюбиков красной краски и восемь — бордовой, но лицо на полотне оставалось белым, словно кость.

Постепенно её охватывало отчаяние, но она не собиралась сдаваться. Каким-то образом — Клэр и сама не поняла, как это получилось, — картина превратилась в поле боя, на котором художница вела борьбу с лэрдом Дунайном — молчаливую, но смертельную борьбу. Возможно, это была лишь борьба с Аланом и со всеми мужчинами, которые относились к ней с таким пренебрежением.

Вскоре после полудня свет в верхнем окне постепенно потускнел, начался дождь. Она слышала, как стучат по крыше капли и тихо журчит вода в водосточных желобах.

— Вы уверены, что вам достаточно света? — спросил лэрд.

— Я все вижу, — возразила она, упорно продолжая выдавливать очередного жирного, блестящего червяка из тюбика с красной гуашью.

— Вы в любой момент можете отказаться, — предупредил он. Его голос звучал почти коварно.

— Я все вижу, — настаивала Клэр. — И я закончу этот чёртов портрет, даже если он меня убьёт.

Она взяла скальпель, чтобы разрезать целлофановую обёртку на очередной коробке с красками.

— Мне жаль, что я оказался таким непростым объектом, — улыбнулся лэрд. Казалось, его забавляет быть «непростым».

— Искусство — это всегда вызов, — парировала Клэр. Она все ещё была занята коробкой. Внезапно раздался удар грома необыкновенной силы, так близко от крыши замка, что Клэр показалось, будто зашатались стропила. Рука, державшая коробку, дрогнула, и скальпель резанул Клэр по пальцу.

— Ой! — вскрикнула она, уронив краски и сжимая палец. Капли крови одна за другой закапали на полотно.

— Что-нибудь случилось? — спросил лэрд, даже не пошевелившись на своём окованном железом сундуке.

Клэр моргнула, беспомощно глядя на кровоточащий палец. Она уже хотела сказать ему, что порезалась и не сможет продолжать работу, как вдруг заметила, что кровь смешалась с влажной краской на лице лэрда и на щёках его вспыхнул неестественно яркий румянец.

— Вы ведь не поранились? — спросил лэрд.

— О нет, — ответила Клэр.

Она выдавила на полотно ещё крови и начала размазывать её кистью. Постепенно лицо лэрда приняло розоватый, более живой оттенок.

— Со мной всё в порядке, совершенно всё в порядке. «Теперь я тебя раскусила, хитрый ты ублюдок. Теперь я тебе покажу, как я умею писать. Я поймаю тебя, навсегда, изображу тебя таким, каким вижу, таким, каким я хочу».

Лэрд продолжал сидеть неподвижно и ничего не ответил, но на лице его появилось странное удовлетворённое выражение, как у человека, отведавшего тонкого вина.

Той ночью, лёжа в своей спальне, выходившей окнами на дальние луга, Клэр видела во сне людей в потрёпанных плащах и шляпах с перьями, людей с худыми лицами и запавшими глазами. Ей снились дым, кровь и крики. Она слышала резкий, угрожающий грохот барабанов — этот грохот следовал за ней из сновидения в сновидение.

Когда она проснулась, было ещё пять часов утра. Шёл дождь, и оконный шпингалет дребезжал в такт барабанам в её кошмарах.

Она надела джинсы и голубую клетчатую блузку и, тихо ступая, поднялась по лестнице в комнату, где стоял портрет лэрда. Она уже знала, что увидит там, но тем не менее зрелище повергло её в шок.