Грэм Мастертон. Рассказы

Он всегда знал, что ещё вернётся в Брюгге. На сей раз, однако, он выбрал зиму, когда воздух полон тумана, каналы окрасились в оловянный цвет, а на узких средневековых улочках толпится гораздо меньше шаркающих туристов.

Вот уже три года, как он гнал от себя даже мысли о Брюгге. Позабыть Брюгге — действительно позабыть — об этом не было и речи. Но он выдумал уйму способов отвлечься от этого, переключиться на другой объект — например, позвонить друзьям, сделать телевизор погромче или кататься на машине и слушать «Нирвану», врубив громкость на полную.

Всё, что угодно, только бы не возвращаться опять на тот деревянный причал напротив нависающих карнизов и лодочных навесов чумной лечебницы четырнадцатого века и ждать, пока ныряльщики бельгийской полиции отыщут тело Карен. Столько раз во снах он оказывался там — ошарашенный, окрашенный закатным солнцем в красный цвет американский турист с наплечной сумкой и видеокамерой, пока наверху, на крутых склонах волнистой черепицы, сидели скверно выглядящие скворцы, а под ногами хлюпал и журчал канал.

Всё, что угодно, только бы не наблюдать, как судмедэксперт в накрахмаленном белом мундире и с заплетёнными в косу светлыми волосами расстёгивает чёрный мешок для трупов и открывает лицо Карен, даже не белое, а почти что зелёное.

— Она не сильно мучилась, — о, этот гортанно-горловой фламандский акцент. — Её шея почти сразу сломалась.

— Но как?

— Тонкая удавка, приблизительно восьми миллиметров диаметром. У нас имеются взятые с её кожи криминалистические образцы. Это была либо пенька, либо сплетённые волосы.

Потом инспектор Бен де Бёй из Politie[50] коснулся своей испятнанной никотином ладонью его руки и добавил:

— Один из кучеров конных туристических экипажей рассказал, что заметил вашу жену беседующей с монахиней. Это произошло примерно минут за десять перед тем, как лодочник обнаружил в канале её плавающее тело.

— Где это было?

— Улица Хогстраат, у моста. Монахиня повернула за угол, на Миндербредерстраат, и это было последнее, что заметил кучер. Вашей жены он уже не видел.

— С чего он вообще заметил мою жену?

— Потому что она была привлекательной, мистер Уоллес. Все эти кучера любят глазеть на миловидных женщин.

— И это всё? Она беседовала с монахиней? Зачем ей беседовать с монахиней? Она же не католичка.

Дин замолчал, а потом поправил сам себя:

— Она не была католичкой.

Инспектор де Бёй закурил едкую сигарету «Эрнте 23» и выпустил дым из ноздрей, будто дракон.

— Возможно, она спрашивала дорогу. Пока что нам это неизвестно. Разыскать ту монахиню не составит труда. На ней было светло-серое одеяние, что весьма необычно.

Дин ещё неделю оставался в Бельгии. Полиция не нашла ни других криминалистических доказательств, ни других свидетелей. Фотографии Карен напечатали в газетах, полицейские связались с каждым религиозным орденом по всей Бельгии, южной Голландии и северной Франции. Но никто не откликнулся. Никто не видел, как погибла Карен. И не нашлось женских монастырей, где сёстры одевались в серое, особенно в светло-серое, как утверждал тот кучер.

— Почему бы вам не увезти вашу жену обратно в Америку, мистер Уоллес? Вам ведь больше нечего делать тут, в Брюгге. Если по этому делу что-то появится, я отправлю вам факс, хорошо? — предложил инспектор де Бёй.

Теперь Карен покоилась в Коннектикуте, на епископальном кладбище Нью-Милфорда, под одеялом из багряных кленовых листьев, а Дин вернулся сюда, в Брюгге, в зябкое фландрское утро, измотанный, запутавшийся в часовых поясах и одинокий настолько, как ещё никогда не бывал.

Он пересёк пустую просторную площадь, под названием Т-Занд, где играли струи фонтанов и сквозь туман виднелись группки статуй велосипедистов. Настоящие велосипедисты выглядели гораздо оживлённее, дребезжа звонками и яростно крутя педали по брусчатке. Дин шагал мимо кафе с верандами за запотевшими стёклами, где бельгийцы с одутловатыми лицами потягивали кофе, курили и поедали огромные ватрушки. Его провожала взглядом симпатичная девушка с длинными чёрными волосами, лицо её было белым, как у актрис европейского артхауса. Странным образом эта девушка напомнила ему Карен — как та выглядела в день, когда они впервые встретились.

От холода подняв воротник куртки и выдыхая пар, Дин проходил мимо лавочек, торгующих кружевами, шоколадом, открытками и парфюмерией. По старинной фламандской традиции, над входом в каждую лавку висел флаг с гербом тех, кто жил там в минувшие столетия. Три причудливые рыбы плыли по серебристому морю. Похожий на Адама мужчина срывал с дерева яблоко. Белолицая женщина странно и многозначительно улыбалась.