Грэм Мастертон. Рассказы

 Перевод: Евгений Михайлович Лебедев

Номер для новобрачных

Graham Masterton, «Bridal Suite», 1980

Они прибыли в Шерман, Коннектикут, холодным осенним днём, когда шелестели хрусткие листья и весь мир казался усыпанным ржавчиной. Припарковали взятую на прокат «Кордобу» у крылечка и вышли из неё. Питер открыл багажник и вытащил чемоданы, ещё новые, с ярлычками из «Мэйси» в Уайт-Плейнс, пока Дженни стояла в своём пальто из овечьей шерсти, дрожа и улыбаясь. Была суббота, разгар дня, и они только что поженились.

Дом стоял в окружении сыплющих листвой деревьев, выбеленный погодой и молчаливый. Это был большой колониальный особняк, года 1820-го или около того, с выкрашенными в чёрное перилами, старым кучерским фонарём над дверью и выложенным плиткой каменным крыльцом. Вокруг раскинулись сбросившие листву молчаливые леса и скопища камней. Был заброшенный теннисный корт с намокшей сеткой и ржавыми столбиками. Сломанная газонокосилка была брошена среди вымахавшей травы, там, где садовник её оставил в какой-то незапамятный миг многие годы назад.

Стояла глубокая тишина. Пока не замрёте в Шермане, Коннектикут, хрустким осенним днём, вы и не знаете, что такое тишина. И внезапно — лёгкий ветерок, метания опавшей листвы.

Они подошли к парадной двери, Питер — с чемоданами. Он поискал колокольчик, но того не оказалось.

— Постучишь? — спросила Дженни.

— Этой штукой? — усмехнулся Питер.

На крашеной в чёрное двери висел гротескный молоток из ржавой меди, в виде какого-то воющего создания, с рогами, клыками и свирепым оскалом. Питер, не без сомнений, взял его и трижды гулко ударил. Эхо разнеслось по дому, по невидимым коридорам и тихим лестничным клеткам. Питер и Дженни ждали, ободряюще улыбаясь друг другу. Они же сняли номер. Вне всякий сомнений — сняли.

Ответа не было.

— Может, надо постучать громче, — предложила Дженни. — Дай попробую.

Питер ударил сильнее. Эхо угасло, без ответа. Они подождали ещё две-три минуты.

— Я люблю тебя, — сказал Питер, глядя на Дженни. — Ты это знаешь?

Дженни встала на цыпочки и поцеловала его.

— Я тоже тебя люблю. Ты лучше целого ведёрка мороженого!

Листья шуршали у них под ногами, к двери по-прежнему никто не подходил. Дженни пересекла садик перед домом и, подойдя к окну гостиной, заглянула внутрь, прикрыв глаза ладонью. Она была маленькой, чуть выше полутора метров, с длинными светлыми волосами и тонким овалом лица. Питер считал, что она похожа на одну из муз Боттичелли, из тех божественных созданий, что парили сантиметрах в пяти над землёй, завёрнутые в воздушные драпировки, и пощипывали арфы. Она и правда была приятной девушкой. С приятным обликом, приятным нравом, но была в ней и терпкость, которая эту приятность оттеняла. Он встретил её на рейсе «Истерн Эйрлайнс» из Майями в Ла-Гуардию. Он был в отпуске, она навещала отца-пенсионера. Они влюбились, три месяца отличных деньков прошли как в одном из тех фильмов, со снятыми в расфокусе купаниями, пикниками на траве и беготнёй в замедленной съёмке по «Дженерал Моторс Плаза», пока вокруг летают голуби, а прохожие поворачиваются и пялятся.

Он был редактором на кабельном телевидении Манхэттена. Высокий, худой, вечно в свитерах ручной вязки со свободными рукавами. Он курил «Парламент», любил Сантану, жил в деревне с тысячей виниловых пластинок и серым котом, обожавшим драть ковры, цветами и китайскими колокольчиками. Ему нравился Дунсбери [Сатирический комикс про «среднего американца» — прим. пер.], но он не понимал, насколько сам на него похож.

Друзья подарили им на свадьбу полиэтиленовый пакет с травой и пекановый пирог из пекарни «Ям-Ям». Его отец, любезный и седовласый, вручил три тысячи долларов и водяной матрас.

— Это безумие, — сказал Питер. — Мы же оплатили неделю здесь, да?

— Выглядит заброшенным, — отозвалась Дженни с теннисного корта.

— Более чем, — пожаловался Питер — Он выглядит разрушенным. «Кордон блю на завтрак», как говорят в Коннектикуте. Уютные кровати и все удобства… Скорей, похоже на замок Франкенштейна.

— Тут кто-то есть, — позвала скрывшаяся из виду Дженни. — На задней террасе.

Питер оставил чемоданы и обогнул дом вслед за ней. В деревьях, с облупившейся корой, суетились и распевали черно-белые пеночки-трещотки. Он обогнул продранные сетки теннисного корта и увидел Дженни — она стояла у шезлонга. В нем спала седовласая женщина, укрытая темно-зелёным пледом. На траве рядом с ней ветер теребил номер нью-милфордской газеты.

Питер нагнулся над женщиной. У неё было сухопарое, чётко очерченное лицо, и в юности она, наверное, была красива. Её губы чуть разомкнулись во сне, и Питер видел, как глаза движутся под веками. Наверное, ей что-то снилось.

Он чуть потряс её и сказал:

— Миссис Гэйлорд?

— Думаешь, с ней всё хорошо? — спросила Дженни.

— Всё с ней в порядке, — сказал он. — Наверное, читала и задремала. Миссис Гэйлорд?