Гремучий студень

Гришка вернулся через год — дезертир с ввалившимися от голода щеками. Постучался в дом после заката. Она впустила, но не обняла. Стояла молча, ждала, что скажет. Он тоже молчал. Долго молчал. Потом прохрипел:

«Мне бы только руки ополоснуть».

Глянула, а его ладони в крови.

«Профессор?»

Бессарабец кивнул.

«Долго умирал?» — спросила Клавдия, затаив дыхание.

«С рассвета».

Двое суток Гришка беспробудно спал, а потом ушел, не попрощавшись. Сбежал за границу, в Швейцарию. Там научился мастерить бомбы, не обычные жестянки со студнем, а чудо-снаряды с хронометром на крышке.

— К тому же я не считаю себя преступником, — продолжал он, разливая кипяток в чашки из императорского фарфора. — Я просто мастерю оружие. Не моя вина, что бомбисты убивают людей. В конце концов они верят, что цель оправдывает средства и стоит любых жертв.

Она стянула платок и по плечам рассыпались водопады волос, чёрных и густых, пахнущих луговыми травами. Жест этот Бессарабец любил, Клавдия это знала, и делала так нарочно, чтоб подразнить юношу. Ей нравился этот широкоплечий блондин, особенно когда смущенно заливался краской до корней волос и даже сама шевелюра, казалось, краснела. Он нравился ей и в рваной шинели, и в щегольском сюртуке — как сейчас, — но сердце Клавдии было отдано другому.

— Цели. Идеалы. Иногда мне кажется, что все это морок и когда мы очнемся от дурманящего сна, увидим что натворили в беспамятстве… Ужаснемся ведь, Гришенька!

— Тогда лучше не просыпаться, — пожал плечами Бессарабец.

За границей он встретился с Бойчуком. Тот с воодушевлением говорил о борьбе за свободу, но Гришка больше не верил никому. Отказался войти в ячейку. Год спустя Фрол привез в Швейцарию письмо от Клавдии. Он отыскал девушку в Киеве, уговорил переехать в Москву и посвятить жизнь истреблению жандармов, которых та люто ненавидела. Клавдия ни о чем конкретном не просила, не писала, что ждет новых встреч. Но с тех пор чудо-мастер стал тайком приезжать в Россию и выполнять заказы бомбистов.

— Прошу к столу, mademoiselle! — он положил на салфетку серебряную ложечку Фаберже и придвинул к девушке блюдо с пирожными. — Тебе какие больше нравятся? Неапольские? Или фисташковые эклеры?

Она зажмурилась и помотала головой.

— Или корзиночки из Венского цеха?

Клавдия злилась, поскольку не могла выбрать. Не понимала ни слова. Корзиночки… Фисташки… Она дочь простого рабочего, из большой семьи, в которой и каши с картошкой на всех не хватало. В детстве ей с сестрами перепадал лишь засахаренный мед, а сейчас и вовсе не было желания пробовать эту буржуазную дрянь.

Но попробовала. Укусила эклер. Крем брызнул на руки, в чашку и на белоснежную скатерть, но Клавдия этого не заметила. Она утонула в облаке сказочных вкусов.

— М-м-м-м, чудесно!

— Возьми еще вот это. От самого Адольфа Сиу[20]. Он тут, в соседнем доме, кондитерскую держит, так мне приносят каждое утро. Свеженькое…

Ей хотелось забыть обо всем и просидеть тут до самого вечера, млея и наслаждаясь, попивая чай и болтая обо всяких заграницах. Она-то, положим, нигде не была, но Бессарабец уж поездил по свету. У него много историй… А если к чаю добавить этих нежных сливок…

Клавдия строго одернула себя.

Нельзя забывать, что ее цель — не уют и сладости для себя лично, а счастье для всех. Настоящее счастье, без сахарной пудры и рюшей на занавесках.

— А я в Швейцарии работаю на железной дороге, — Гришка крошил пирожное на мелкие кусочки, но почему-то его не ел. — Подрядился помочь строителям пробить туннель в Альпах, чтобы поезда пустить напрямую, под горой. Так быстрее получится и безопаснее — не страшны лавины, камнепады. Моя взрывчатка очень пригождается! Уже на три версты углубились.

— Ого! На целых три версты? — удивилась Клавдия.

— Целых! Скажешь тоже. Там работы непочатый край, еще верст пятнадцать пробить надо. Платят за это прилично, больше, чем Бойчук за свои заказы, — он увидел, как напряглась тонкая шея Клавдии, и поспешил перевести тему. — На горных работах я испробовал новые взрывчатые смеси и привез из Швейцарии самые точные часы. Те три бомбы, что я раньше приготовил — это тыквенные семечки, по сравнению с моим новым шедевром. Вот!

Он вскочил в диком возбуждении, подбежал к комоду, распахнул дверцы с инкрустацией и достал серебряное ведерко для шампанского. Метнулся обратно, поставил на середину стола, безжалостно сминая пирожные.

— Вот! Смотри.

Внутри ведерка стоял большой жестяной куб с гремучим студнем, обложенный ватой. Крышка от бомбы лежала в кармане сюртука, мастер тут же достал ее, демонстрируя врезанный часовой механизм.

— Бомба с часами и магнитом! Представляешь? У нее дно магнитное! Прицепить на задок саней. Поставить стрелки, ну, например, на 15 минут, — он постучал ногтем по циферблату. — Точно в заданное время рванет так, что санки вперед лошадей полетят. А все, кто внутри, погибнут. Только я не успел ее закончить…