Гремучий студень

— Согласен, запутанный клубок. С наскока не размотать. Мы услышали три разных версии. Порох уверен, что мальчишку били в детстве, и он озлобился на весь мир. Луша… Лукерья Дмитриевна, сообщила, что бомбист — кровожадный безумец и потому зарезал родную мать. Бабка с дедом убеждали в абсурдности обеих версий, поскольку Фролушка добрый мальчик, и никто его в жизни не обижал.

— Так не бывает! — воскликнул почтмейстер. — Кто-то из них соврал.

— А может и все врут, — Мармеладов примостился в углу экипажа, закутав ноги тяжелым пледом, и закрыл глаза. — Положим, родня — всегда родня. Про самого отъявленного изувера бабушка скажет только хорошее и найдет в памяти примеры прекрасные, подтверждающие чистоту его души. Вряд ли мнение стариков можно считать непредвзятым. Каким бы милым человеком не был прежде Фрол, но факт остается фактом: он уже убил десятки людей и намерен убить еще больше. Порох и г-жа Меркульева лично с бомбистом не знакомы, передают чужие слова. Поэтому в их рассказах Бойчук предстал сущим демоном.

— Как будто двух разных людей описывают, — пробормотал Митя.

Сыщик распахнул глаза и цепко посмотрел на него.

— Да, это бы многое объяснило. Два юноши, похожих лицом, способны разыграть такое дьявольское представление. Хотя это выгодно злодею. Он убивает, бесчинствует, а на суд и на казнь вместо него отправится кроткий агнец. Но я уже отбросил это предположение. Слишком много риска в подобном предприятии. Как бы ловко не играл двойник, Столетов, хоть он и пропойца, заметил бы подмену. А дед с бабкой тем более. Тут затее и конец. К тому же наличие двух Бойчуков сложно утаить от соратников-бомбистов. Слухи об этом непременно докатились бы до Луши… г-жи Меркульевой. Или агент охранки, Рауф, сообщил бы сию деталь Пороху.

Мармеладов закрыл глаза, и некоторое время размышлял, не произнося ни слова. Митя подумал, что он задремал, но сыщик внезапно продолжил:

— Можно предположить у Бойчука раздвоение личности. Современные психиатры, тот же Морель или Ламброзо, не отрицают подобной возможности. Милый и добрый мальчик превращается в маниакального убийцу против воли, не в силах остановить кровожадное чудовище. Впрочем, и эту теорию я отбросил. Не потому, что она слишком фантастична, я-то как раз верю докторам, которые исследуют человеческую психику. Настоящим докторам, не шарлатанам. Но в случае раздвоения личности, Фрол не сумел бы вспомнить тех ужасов, которые творил его темный Doppelganger[18]. А он, если верить родне, все помнит и даже каялся в содеянном. Опять же, предсказать когда пробудится внутренний убийца невозможно. Но все налеты бомбистов спланированы заранее, они не могут зависеть от хаотичного проявления внутренней сущности Бойчука…

— Тогда что же это? — недоуменно развел руками почтмейстер.

— Туман.

Сыщик выглянул из коляски. Над вспаханным полем, чуть припорошенным снегом, поднималась молочная дымка, скрывая очертания далеких домов и одиноких деревьев.

— Бойчук туманит мозги всем, с кем сводит жизнь. Эту манеру он мог перенять у Столетова. Актер врал своему окружению, что сын его рожден от тайной связи с графиней, чье имя слишком известно… Отчего бы и Фролу не прибрехнуть? Возможно, энто шарму ему добавляет, — Мармеладов передразнил старика из Нахабино, причем весьма правдоподобно, — а возможно помогает выживать среди других убийц. Люди же верят не в то, что видят, а в то, что слышат. Так мы устроены. Бомбисты видят мальчишку с искалеченной рукой, слабого и мягкотелого, но в голове звучит шепоток, услышанный на одной из сходок: «Это страшный убийца, с ним лучше не связываться». Понимаешь, Митя? Это как с курантами на Спасской башне. Бутенопы поменяли механизм, часы стали убегать вперед. Не намного, всего-то на двадцать секунд. Казалось бы — ерунда и все москвичи быстро приспособились сверять время не по первому звуку марша, а по последнему. Теперь представим приезжего, который впервые услышал бой башенных часов. Что он сделает?

— Что?

— Посмотрит на свой брегет и стрелку подкрутит. Непременно подкрутит! Потому что часы на кремлевской башне не могут ошибаться, их же за семь верст слышно. Но ведь громкий звон — это еще не истина.

— То есть ты купился на стариковские басни и допускаешь, что все россказни про жестокого и безумного Бойчука — неправда? — Митя дергал ус, пытаясь ухватить разлетающиеся мысли. — Что он не злодей?

— Уверяю тебя, ни одно слово о бомбистах я не приму на веру и не стану делать скоропалительных выводов, — пообещал сыщик. — Перед нами не одна загадка, а целая цепь и ключевое звено в ней — Бойчук. Точнее, рука Бойчука. Необходимо узнать правду о том, как и где он покалечился.

Часть третья. Портрет и пиявки

ХХ