Гремучий студень

– Руки в гору, тварь, – прошипел он. – Заорешь – пристрелю.

Жандармы в два шага оказались рядом, быстро и почти бесшумно скрутили растерявшегося бандита. Те, что остались наверху, в аптеке, не успели понять, что произошло.

– Эй, малой, и ты пропал? – на лестницу ступил второй бомбист. – Что там у вас…

Спустившись до середины, он заметил тени, прислушался к непонятной возне и пыхтению из подвала и все понял:

– Засада!

Одновременно с его криком раздался громкий свист с улицы, а затем и звон разбитого стекла.

– Окружили, падлы! – хриплый баритон наверху перемежал ругательства с выстрелами, потом сорвался на полуслове и затих.

– Ипатий, ты живой?

Бандит на лестнице выхватил пистолет, но не знал куда бежать. Наверху творится что-то страшное – вышибают дверь, орет сразу дюжина глоток, а Ипатий молчит. Подстрелили, выходит, Ипатия.

– Малой? Отзовись, малой!

Другой подельник сгинул в подвале, где подстерегает не пойми сколько полицейских. Можно ворваться, убить одного или двух, но если их там больше, тогда крышка. А помирать не хочется…

– Шлейхман! Сволочная ты морда. Да чего же вы молчите-то все?

Обиженное бормотание сменилось всхлипываниями, бандит прижался спиной к шершавой стене и начал стрелять: две пули вниз, в распахнутую настежь дверь подвала, еще две вверх, – ага, сразу затаились, архаровцы! – потом еще беспорядочно в стену напротив, в ступеньку лестницы, снова направил дуло в подвал, патронов уже не осталось, а он все щелкал курком и повторял:

– Чего же вы молчите, нехристи? Чего молчите?!

Истерика захлебнулась так же внезапно, как и началась. Бандит сполз по стенке, бросил бесполезное оружие и уселся на ступеньки.

– Сдаюсь… Сдаюсь, слышите?! Вяжите меня, гниды. Чтоб вам сдохнуть…

XXVIII

Двух бандитов, застреленных на улице, занесли в аптеку и положили у стены. Простуженного Ипатия, который начал стрелять прямо через витрину и получил несколько пуль в ответ, оставили там, где он упал – за аптечным прилавком. Черная дыра с подсыхающей кровью зияла на левой щеке, а к правой присосалась пиявка из банки, разбитой жандармскими выстрелами.

Порох поднялся наверх и осмотрел убитых. Все бородатые, возрастом поближе к сорока годам, одеты как извозчики. Никто и близко не подходит под описание бомбистов из ячейки Бойчука.

– Зар-р-раза! – следователь пнул шкап и еще две банки с пиявками упали на пол, разлетаясь вдребезги. – Зря время потратили. Это не та банда!

Унтер-офицер подбежал на гневный рев и замер, ожидая приказаний. И они тут же последовали:

– Трупы свези на кладбище, нам они без надобности. Собирай всех, кто еще держится на ногах. Продолжайте проверять аптеки! Их уже немного осталось – почитай, всю Москву наизнанку вывернули. Коляску мне подать немедленно! Хотя, – полковник выглянул за порог, – вон сколько снега намело. Раздобудь-ка лучше сани! А я пока допрошу ту парочку.

– Так этот ваш… – жандарм замешкался, вспоминая фамилию, – Мармеладный… Уже начал допрашивать.

– Шта-а?! Где?

– В подвале, – унтер-офицер махнул рукой и мстительно добавил. – А Кашкин даже не рыпнулся, чтобы его остановить.

Порох слетел вниз рассерженным ураганом, намереваясь устроить сыщику выволочку, но увидел, что оба задержанных говорят, перебивая друг друга. Замер на пороге. Прислушался.

– Три раза уже в этом годе…

– Три раза взрывали котлы пивоваренного товарищества Гивартовского, – повторил Мармеладов. – И еще дважды бросали бомбы в цеха прохоровской мануфактуры. Вы убили семерых рабочих и трех сторожей. Так?

– Все так, ваш-ство, – блеял малой.

– Но зачем?

– Ради низа… вержения, – выпалил бандит с лестницы, дергая себя за сивый ус.

– Царя сбросить хотели, – подхватил его подельник. – Мы идейные, ваш-ство.

– Политические? – уточнил сыщик.

– Агась. Такие мы и есть.

– Кто у вас за главного?

– А Ипатий совсем убитый?

Мармеладов посмотрел на полковника. Тот кивнул.

– Вот он и главный, – облегченно вздохнул усатый.

– Бойчук вам знаком? – следователь задал этот вопрос бесстрастно. – Чего затихли-то? Фрол Бойчук. Знаете такого?

– Н-н-нет, – выдавил усатый, прижав пальцем дергающееся веко. – Такого не знаем.

– А мне думается, знаете. Только говорить не хотите, – Порох подошел вплотную к арестованным и заорал:

– Говори, мразота! Где Бойчук прячется?

– Не знаю, ваш-ство, – промямлил усатый, а малой от страха попросту онемел – раскрывал рот, да сказать ничего не получалось.

– За дур-рака меня держите?! – ярился полковник, вцепившись в их загривки. – Дружка покр-рываете? Бар-раны паршивые!

Бандиты были на грани обморока – один побледнел, второй покрылся красно-ржавыми пятнами, – и не падали лишь потому, что Порох крепко держал их за волосы.

– Остыньте, Илья Петрович, – сказал Мармеладов, по прежнему сидящий на мешках с бертолетовой солью. – Эти двое ничего не знают о Бойчуке.

– Как бы не так! – полковник упрямо крутил вихры цепкими пальцами. – Все политические знакомы меж собой, они же одно дело делают.

– Они-то одно, – согласился сыщик, – а эти – другое.