Гренландский кит

«Кита добыть, что булку хлеба в магазине купить» — шутили его друзья постоянно… Он мог замысловато рассказать, что китовый жир — смесь эфиров высокомолекулярных жирных кислот и глицерина — необходим всем, что амбра и спермацет облагораживает род людской, а без китового хряща не может работать гидравлика самолетов, что рыбный жир необходим детям, а китовый ус и зубы на сувенирные изделия… Знал, что база не резиновая, что она не жрет китов, а только перерабатывает, все, что поступает на ее палубу надо складировать, хранить, и регулярно отправлять на материк. Все и везде ждут от базы и от него: «Давай! Давай!» Работу людей, а их на базе было около полутысячи, он видел ежеминутно и наглядно. Знал в лицо всех, как все знали его. Знал невыспренную приземленность интересов раздельщиков, матросов, кузнецов, прачек и другого промыслового люда. Все они, или почти все, были кормильцами семей или алиментщиками. Не имел любимчиков. В отношениях со всеми был надежен. Но нельзя сказать, чтобы люди восторгались его работой.… Если надо был крут, как дьявол.

Однажды предотвратил настоящую беду. Стояли в бухте Медвежьей, брали воду с водопада, принимали танкер, чистили котлы. Раздельщики, получив от родных посылки с танкера, перепились, как всегда из-за женщины начали драку. Увидев как лезвие фленшерного ножа полосонуло фуфайку и под ней рубаху раздельщика, от затылка до самого пояса, до самой голой хребтины Быкова и тот кувыркаясь покатился по палубе, белея голыми лопатками, а за ним несся озверевший Серов и еще несколько человек, готовых вспороть тесаками любого, Дибун вцепился в лафетную пожарную пушку на правом борту спардека и струей воды в 12 атмосфер стал сбивать с ног, будто сметая все к корме и слипу. Ураганный смерч шипящей воды погнал всех, сворачивая тела в рулоны как бумагу. Не приходя в себя, разъяренные дракой раздельщики, цепляясь за швартовы и шланги, что тянулись к берегу, вплавь выбирались на берег, начинали оглядываться и вникать в происходящее. Дибун пригрозил отправить их пешком, через сопки, в Петропавловск.

— Ну и картинка была! — рассказывали моряки.

— Пашка спас нас от тюрьмы, — говорили раздельщики. Это была правда, потому все и уступали ему дорогу, а на берегу, подвыпив в ресторанах, обязательно заказывали песни о «настоящем капитане». С фамилией и по отчеству, под гром и хохот, обнявшись подпевали… Задушевные мысли, братские чувства моряков просили выхода.

Капитан-дублер понимал людей так, как в те времена требовала тогдашняя жизнь — без лишних эмоций, но не переставал злиться на всех, на себя, даже на инспектора по надзору за добычей… «Чем я лучше? Требую, как все: — Давай, давай! — думал и ругал себя и всех. — Каждый норовит урвать для себя. А я? И план давит… Худое не возьмут, загребают лучшее, а потом придумывают оправдания: «На благо страны». Инспектор просит шкурку нерпы и чучело котика…не по чину требует нагрудный знак капитана дальнего плавания… Зачем он ему?».

Пока он ругался, в его мозгу пронеслось с десяток ассоциативных планов и он сказал Серееву, но не то, что решил в голове про себя:

— Буду решать. Жди, через два часа вызову на связь. Готовьте кита к передаче, стебель берегите, хвостовики клетнюйте по репице богатыря….

Павел Петрович, он же Паша Пузо, как называли его между собой все, кто хорошо знал Дибуна, в тапочках и вельветовой рубахе вышел на спардек центральной надстройки и поискал глазами кого-то. Ниже ярусом стрекотали паровые лебедки, они на шкентелях поддерживали над открытыми в палубе круглыми люками жировареных котлов длинные пласты сала. Искусные раздельщики в касках и робах острыми как бритвы саблевидными ножами на деревянных ручках залихватски, искуснее парикмахеров, легкими взмахами отрезали, словно играючи ножами, крупные ломти до пуда весом — куски эти исчезали бесследно, как в проруби, под палубой. Перекинув через плечо шкентеля, полусогнувшись, носились по залитой кровью и слизью палубе в своих шипастых сапогах крючники, передвигая тушу полуразделанного кашалота, знаками переговаривались с лебедчиками двадцатитонных лебедок. Почти у фальшборта мастер Вербохлест паровой пилой выпиливал из головы кита мешок с спермацетом.

Золотистая струйка спермацета из под головы кита почти дотянулась до ватервейса и готовилась сползти в него, а затем в море. «Скоро получим новую китобазу» — подумал Дибун.

Над палубой гулял пар из открытых котлов и вечный отвратительный запах, которым была пропитана база. К этому он давно привык. У самого борта каруселью кружились желтоглазые чайки. Из слипа выполз и лег на палубе следующий на разделку мертвый кит. Мастера звонко раздернули с его репицы храпцы и начали обмер кашалота от кончика рыла до развилки хвоста.

— Пишите, в длину пятнадцать метров без вершка, — крикнул обмерщику, женщине в ватной робе, помощник мастера.