Грешная и святая

– Когда я весной вернулся в Англию, то обнаружил, что здесь действует разбойник, который назвался Вороном. По-французски это звучит «рейвен». Кроме того, он разбойничал на дорогах неподалеку от моего дома. Даже в его облике был намек на нашу семью, хотя большинство людей и не заметили бы этого. В Сент-Рейвенз-Маунт есть портрет моего прадедушки в точно таком же костюме, как, рассказывают, носит Ле Корбо.

– Боже мой, как он мог узнать об этом?

– Это один из тех вопросов, которые я хотел бы задать ему. Почти все лето я расследовал это дело и в конце концов нашел его логово – полуразрушенный дом в полумиле от «Ночной охоты», будь прокляты его наглые глаза! Извини!

– Могу представить себе твое возмущение. И что, ты загнал его в ловушку? Поймал?

– Нет, он покаялся раньше. Но я уже нашел нечто, что изменило ситуацию.

– Что же? Не дразни!

Он ухмыльнулся:

– Что ж, эта история достойна пьесы, а я считаю себя неплохим рассказчиком. И у нас есть несколько часов. В этом доме я нашел сундук, в котором были письма и некоторые вещи. Эти вещи служили доказательством связи с моей семьей. В частности, пропавшее семейное обручальное кольцо.

– Разве оно не принадлежало твоей тете?

– Да, но, очевидно, она отказывалась носить его. Это массивное кольцо с большим сапфиром в форме звезды. Ему более двухсот лет. Прекрасное кольцо, но старомодное.

– И оно оказалось у разбойника? Украдено? А твой дядя не говорил о его пропаже?

– Нет. В отношении своего имущества он был педантичен. Каждый год составлялась опись, и особая опись была сделана после смерти моей тети. До 1790 года кольцо числилось в списке драгоценностей, хранящихся в запертой сокровищнице в Сент-Рейвенз-Маунт. После этого оно занесено в список личного имущества герцога – то есть его уже никто не мог видеть.

– Значит, в 1790 году твой дядя отдал его кому-то? – спросила Крессида, очарованная тайной. – И теперь оно у разбойника. Кто же он?

– Жан-Мари Бурро, так, кажется, его зовут. Обнаружив кольцо, я решил, что должен прочитать письма. Они написаны по-французски, но я хорошо знаю этот язык. Из них следует, что у моего дяди была любовница в Париже – это неудивительно – и в 1791 году у него родился сын Жан-Мари. Представляю, в какую ярость пришел герцог. Наконец-то у него родился сын, но этот сын все равно не может унаследовать титул.

Карету снова тряхнуло. Крессида удержалась на месте, но одна из свечей потухла. Сент-Рейвен снял с крючка ножницы, обрезал фитиль и затем зажег его, поднеся к горящей свече. Крессида не могла не заметить и не оценить изящество и ловкость его рук.

Она никогда не думала, что настолько впечатлительна.

Трис снова устроился на сиденье.

– Казалось, это еще одна гримаса судьбы. Жена герцога была здорова, родила шесть прекрасных дочерей. Он хотел сына. И затем, как говорил дядя, эта проклятая женщина прожила так долго, что он был слишком стар, чтобы жениться еще раз.

– Кажется, это был отвратительный человек.

– Возможно, – сказал он сухо.

Инстинктивно Крессида коснулась его руки. Тут же она поняла, что это было неосторожно, но было слишком поздно. Он взял ее руку и накрыл своей ладонью.

– Ты дрался? Снова? – спросила она, разглядывая ссадины на его руке.

– У меня нет такой привычки. По крайней мере если не считать спарринга.

– С кем ты дрался в Стокли? С Крофтоном?

– Увы, нет! Это был Веселый Роджер. Не спрашивай о подробностях.

Ее так и подмывало расспросить его, но она выучилась кое-чему за эту ночь. Однако ей хотелось заплакать от сожаления, что он постоянно переходил к грубому, неподобающему поведению.

– Ну, если ты дрался не из-за женщины… – Она содрогнулась, с ужасом уловив в своем голосе кокетливые ноты.

Улыбка снова заиграла на его губах, глаза заблестели.

– Ревнуешь?

– Нет!

Он удивленно поднял брови.

– Ну хорошо, немного. Ведь сегодня ночью ты был моим партнером на маскараде.

– И все еще остаюсь им… – Он поцеловал ее руку. – Рокселана…

Крессида чувствовала волнение. Как она могла подумать, что страсть умерла, опасность прошла? Одно касание, один взгляд – и она снова мечтала прижаться к нему, гладить его тело, целовать. Стук копыт казался биением ее сердца.

Она выдернула руку.

– Итак, ты нашел кольцо и письма, – напомнила она ему.

Он вздохнул и продолжил:

– Там было только одно письмо дяди, написанное им после рождения ребенка, и в нем дядя снимал с себя ответственность за него. Похоже, вместе с письмом он выслал женщине денег, но это, очевидно, был прощальный подарок. Остальные письма – от Жанин Бурро, которая умоляла о помощи, напоминая дяде о его обещаниях. Она верила, что он увезет ее в Англию и обеспечит безбедную жизнь ей и ребенку. Может, он получил эти письма и проигнорировал их, а может, не получал их вообще. Вскоре после рождения Жана-Мари революция повергла страну в хаос.

– Ты знаешь, что стало с этой женщиной?

– Нет, но думаю, что она жила, торгуя своим телом. У нее не было других способов прокормить себя и сына.

– Значит, Жан-Мари здесь? Что он ищет? Деньги? Хочет отомстить?