Грешная и желанная

Более того, выглядит каким-то озабоченным.

И совершенно не моргает. Это ужасно нервирует.

Тэнзи почувствовала себя добычей.

И она опять толком не знала, что с этим делать. Трепет внутри не прекращался. Вот почему нельзя ездить верхом в одиночку, подумала она.

Тэнзи встала, не дожидаясь помощи, подняла с земли его платок, а он сделал два шага к ее кобылке, готовясь помочь Тэнзи забраться в седло.

И тут…

Позже она сочла своего рода иронией то, что ей ни разу даже в голову не пришло сделать вид, что споткнулась.

А просто вот она стоит, а вот уже падает. Тэнзи увидела, как земля летит ей в лицо, с приглушенным вскриком вытянула перед собой руки и…

Ударилась, будто об стену.

Которая оказалась Йеном, молниеносно метнувшимся к ней. Голова Тэнзи ударилась о его грудь, руки вцепились в рубашку и сильно рванули, когда он ставил ее на ноги. Вдвоем они как будто исполняли некий неуклюжий танец.

Когда к Тэнзи снова вернулось здравомыслие, она обнаружила, что рывком распахнула его рубашку, и ее ладонь проскользнула между пуговицами.

Через мгновение до нее дошло:

Она прикасается к его коже.

Тэнзи тут же ощутила, как напряглись его мышцы.

Она перестала дышать.

Судя по его напряжению, он тоже.

Мгновение словно растянулось во времени.

Ее пальцы раздвинулись, робко, совсем чуть-чуть. Она просто не могла удержаться. Раз уж выпала такая возможность, ей хотелось потрогать еще. Хотелось вообразить, как весь он, как цветок, распускается от этого ее касания.

Пролетело еще одно короткое мгновение, и он хрипло произнес:

– Не надо.

Слишком поздно. Тэнзи не смогла бы убрать руку, даже если бы Йен направил на нее пистолет. Такая горячая и шелковистая кожа на пугающе, завораживающе твердой груди. Теперь Тэнзи немного испугалась, но все равно не смогла бы убрать руку, как ни пытайся.

– Тэнзи… – В его голосе прозвучало мягкое предостережение.

Впрочем, он не отпрянул.

Время замедлилось, загустело, размягчилось, как… как…

Лава.

Его голос зазвучал тише, с хрипотцой, ласкал ее обострившиеся чувства, как бархат.

– Ты слишком стараешься, Тэнзи. Знаешь, что мне это напоминает?

– Сбывшуюся мечту? – прошептала она. «Я прикасаюсь к коже Йена Эверси, я прикасаюсь к коже Йена Эверси».

– Человека, который слишком энергично хватает кусок мыла, и тот снова и снова выскакивает у него из рук.

– Представил меня в ванне, вот как?

Йен засмеялся. Впрочем, очень коротко. Смущенный смех. Даже немного страдальческий.

– Я думаю, ты набрасываешься на каждого прежде, чем он начинает домогаться тебя, Тэнзи. Ты боишься быть…

Он резко осекся.

Уязвимой, мысленно договорила за него пораженная Тэнзи. Уверенная, что он имел в виду именно это.

Это ее поразило по множеству причин.

Потому что это правда. Потому что он оказался пугающе проницательным. И потому что замолчал из-за того… что говорил о себе.

Тэнзи не осмелилась сказать это вслух. Она подняла к нему лицо.

Должно быть, он увидел на нем осознание, потому что глаза его почти в буквальном смысле «зашторились». Сделались холодными, непроницаемыми. Если в палитре художника имеется такой цвет, он должен называться «предостерегающе синий». Нужно быть мазохисткой, чтобы решиться пробить такую оборону. Он же уничтожит ее несколькими презрительно растянутыми словами.

– Что с тобой случилось? – прошептала она прежде, чем успела прикусить язык.

Потому что после смерти родителей разучилась бояться.

Что-то сделало его таким, каким он стал. Так же, как что-то сделало ее такой, какой стала она.

Как будто откуда-то издалека Тэнзи почувствовала, что сердце под ее ладонью забилось быстрее. Восхитительное ощущение. Какая нелогично теплая и мягкая у него кожа по сравнению с этими холодными, настороженными глазами. Воображение разыгралось. Интересно, у него такая кожа везде? Найдет ли она там что-то другое по ощущениям – завитки волос, к примеру, еще мышцы… его руки у нее на бедрах.

Его руки у нее на бедрах!

Она так увлеклась собственными фантазиями, что даже не заметила этого, а теперь поздно. Они легли туда мягко, незаметно. И теперь он проводил по ним кончиками пальцев, по округлости бедер, легко и мучительно медленно, словно показывая, насколько она женщина, как он видит ее насквозь, как запросто она поддается обольщению.

Потому что она, безусловно, поддается.

Волосы на руках и затылке встали дыбом, соски внезапно болезненно напряглись, а его легкие пальцы даже через тонкий муслин платья обжигали тело. Это было так изысканно и завораживающе, что Тэнзи забыла дышать.

Он за несколько секунд сплел для нее сеть из ее же собственного желания.

Затем со скоростью волка, хватающего зайца, он подхватил ее под ягодицы и крепко прижал к себе. И не отпускал. Йен смотрел ей в глаза, зрачки его расширились и потемнели. Казалось, он выжидает, когда она ощутит его страсть. Когда ее тело расслабится, уступит, приладится к его. Когда ее руки обовьют его шею и притянут ближе.

За этим последовал не поцелуй, а настоящая атака.