Грешная и желанная

– Знаю, – мягко ответил он. – Это как… Смерть всего лишь теория, пока она не забирает кого-то из твоих знакомых, уж не говоря о тех, кого любишь. Я был солдатом. «Уходы» были моей ежедневной жизнью там. И к этому просто невозможно привыкнуть.

Он никогда в жизни никому ничего подобного не говорил.

– Мой брат был солдатом, – призналась Тэнзи. – И он погиб в войне 1812 года.

Ушел. Ушло все, частью чего она когда-то была. И чудовищность этого лишила его дара речи. Просто не существует слов, которыми можно это описать. Придется обойтись самыми простыми.

– Мне очень жаль.

Тэнзи поняла, что он говорит искренне. Это слышалось по его голосу.

Какое-то время они молчали. Она легко прислонилась к нему, а он не возражал, и оба они молча думали об «уходе» и друг о друге.

– Моя сестра Оливия, – начал Йен, – она никогда ни слова об этом не сказала, но я думаю – мы все думаем – что она любила Лайона Редмонда. Он был наследником семейства Редмонд и братом мистера Майлза Редмонда. Он исчез несколько лет назад. Не знаю, что хуже – знать точно, что кто-то ушел навсегда, или все время гадать, что же с ним случилось.

Он почувствовал, как Тэнзи притихла, обдумывая услышанное.

Затем она вздохнула и чуть отодвинулась от него, совсем чуть-чуть, но больше уже не прикасалась к нему, словно внезапно осознала, что прислонялась к нему для утешения, но не была уверена, что он этому рад.

Сожаление Йена оказалось слишком сильным.

Зато он понял, что тоже искал в ней утешения.

– Навсегда, – негромко, неприязненно протянула Тэнзи. – Ненавижу слово «навсегда». Очень трудно по-настоящему представить это понятие, правда? И все-таки ты знаешь. Когда кто-то уходит навсегда, в конце концов ты понимаешь, что оно означает.

– Мне это слово тоже не нравится. Особенно в отношении супружества, жизни на одном месте и все такое.

Тэнзи засмеялась, повернулась к нему и…

Она с таким же успехом могла наставить на него оружие.

Ее ночное одеяние можно было бы назвать целомудренным, не облегай оно ее божественную фигуру так любовно, так дразняще. Мышцы на животе Йена напряглись в попытке выдержать это зрелище. Ее волосы были заплетены в толстую растрепавшуюся золотистую косу, перекинутую через плечо.

А воротник завязан нелепо большим, совершенно девчачьим бантом.

Йен не сдержал улыбку, увидев его.

– Почему вы смеетесь? – раздраженно спросила Тэнзи.

– Вы похожи на подарок, перевязанный бантом.

– Как подарки, которые вы преподносите своим любовницам?

– Как что?

– Шшш! Тише! – Она явно пришла в восторг и с трудом сдерживала смех. Ну да, добилась именно того эффекта, на который рассчитывала.

– У меня нет «любовниц», ради всего святого! Во всяком случае, целой армии. И я совершенно точно не покупаю им подарков.

– Все эти опытные женщины с опытными выражениями лиц. Как же вы их называете?

– Нет никаких «всех этих»… я же не… Вы говорите так, будто у меня гарем!

Она просто сводит его с ума. Все равно что сражаешься с флюгером. И что, во имя господа, она о нем слышала?

Надо полагать, вполне достаточно, причем близкого к правде. Или она просто исключительно догадлива?

– Бедные женщины, даже подарков не получают, – лукаво посочувствовала она.

– Тэнзи… – предупредил Йен.

– Должно быть, интересно быть частью гарема, – задумчиво произнесла она. – Никогда не знаешь, кого посетит магараджа… предвкушение… это должно быть…

Йен затаил дыхание, с нелепым нетерпением дожидаясь, каково это, по ее мнению.

– …восхитительно, – договорила она наконец.

О боже. О боже. О боже. Она его погибель.

Он долго не мог произнести ни слова. Они зависли на краю пропасти, куда более опасной, чем ее балконный арабеск несколько минут назад.

– Что, если… – Голос звучал хрипло. Йен прокашлялся. – Что, если магараджа никогда не придет? – Все равно хрипло.

– Со всеми этими женами? Я уверена, он приходит часто.

Он уставился на нее. Она и вправду это сказала? Она хоть понимает, что это значит?

Он коротко изумленно рассмеялся.

– Шшшш! – снова зашипела Тэнзи.

– Вам не понравится жить в гареме, Тэнзи. Все эти женщины, соперничающие за каплю внимания! Вы только представьте.

– Но там не будет одиноко.

Он снова потерял дар речи. А потом вспомнил, что говорила миссис де Витт.

Да как же он до сих пор не понимал, насколько ей одиноко? Она такая искрометная и привлекает к себе людей, как цветок приманивает пчел.

Но, наверное, это не то же самое, что принадлежать кому-то. Или иметь свое место в мире.

И она в самом деле одинока. Его раздосадовало то, что он только сейчас это понял. Во многих отношениях он был настоящим ослом.

Но опять же, тут есть и доля ее вины. Пленить всех мужчин в городе – единственный способ добиться того, что женщины не будут в восторге от твоего общества.

– И я бы в два счета стала любимой женой, – торопливо добавила Тэнзи, не дав ему додумать свою мысль.

– Это если магараджа не убил бы вас на месте. Я слышал, они сразу же хватаются за ятаган, если жена их раздражает. – Йен чиркнул пальцем по горлу.

Она рассмеялась. Этот гортанный, дивный смех подействовал на его натянутые, взбудораженные нервы, как ногти, нежно царапающие спину.