– Будь ты проклят! – Она выхватила бумагу у него из рук, нацарапала на ней свое имя и швырнула обратно.
Уорд бросил документ на стол и с удовлетворением сказал:
– Сделано. Доктор, вот вам ваша пациентка.
– Наконец-то, – рявкнул доктор, бросился к постели и потянул простыню вверх.
Уорд мотнул головой священнику:
– Я оставил бутылку рома в гостиной. Пейте сколько хотите, только будьте так любезны, воздержитесь, от рвоты.
Боль снова опоясала Морган. Доктор велел ей поднять ноги. Она выругалась, но он мягко попросил:
– Пожалуйста, мадам, я только хочу помочь. Превосходно. Хильда, мой саквояж, будь добра. Мистер Монтгомери, вы уже можете уйти.
Сквозь полуприкрытые веки Морган увидела, что Уорд нахмурился.
– Я остаюсь.
Доктор резко свел брови.
– Ну уж нет! Когда я принимаю роды, мужчинам вход запрещен!
Хильда покачала головой. Очередной раскат грома возвестил начало грозы.
– Я присутствовал во время зачатия и до сих пор был здесь. Я останусь до самого конца.
– Вы понимаете, что я могу отказаться принимать роды?
Уорд едва заметно усмехнулся.
– Я понимаю, что вы человек порядочный и не оставите бедняжку наедине с таким чудовищем, как я.
Схватка ослабла, и тут же началась следующая, еще сильнее, но с каким-то непонятным ощущением – потребностью тужиться…
– Он уже выходит! – ахнула Морган.
Доктор быстро повернулся и совсем откинул простыню.
Это тянулось бесконечно. Схватки сотрясали ее тело, доктор командовал: «Тужьтесь!» – сверкала молния, грохотал гром, а в окна вливался прохладный сладкий воздух. Уорд, на которого ни доктор, ни сиделка больше не обращали внимания, стоял на коленях у кровати, держал Морган за руку и между схватками бормотал ласковые слова – те, от которых воздерживался до этой женитьбы. Ей то хотелось надрать ему уши, то отшвырнуть его подальше от кровати, то завизжать, завопить и отлупить ею до бесчувствия. Но потом он обтирал ей лицо прохладной влажной салфеткой и покрывал короткими поцелуями ее лоб. О, как она его тогда любила, как просила быть рядом – и как ненавидела, когда ее снова пронзала боль, разрывая на части! Морган умоляла дать ей эфира, хлороформа, опия…
Наконец появилась головка ребенка. Еще схватка, потом пришлось долго и мучительно тужиться, и вот уже наружу выбрались плечики. Ее дитя выскользнуло в мир.
– Мальчик! – воскликнул доктор так, словно этот ребенок был чудом из чудес. Он высоко поднял младенца и легонько шлепнул. Ребенок негодующе завопил.
Боль кончилась – началась жизнь.
Уорд улыбнулся той самой широкой улыбкой, укравшей сердце Морган.
– Сын, Морган, – сказал он, поглаживая ее по ладони. – Лиланд Реджинальд Монтгомери.
– Монтгомери, – повторила она, зажмуриваясь.
– Мэм? – спросила озадаченная Хильда. – Вам все еще больно? Доктор Марлоу…
Морган вздохнула и открыла глаза.
– Со мной все в порядке. Могу я увидеть своего сына?
Улыбаясь, Хильда положила младенца на кровать между ней и Уордом. Волосики у малыша были черные, как ночь. Он перестал вопить и свел вместе бровки. Морган прыснула.
– Сердишься, мой хороший? – прошептала она. – Ты просто прелесть.
Сердце ее сжалось, горло перехватило – нежность, восхищение и горько-сладкая любовь.
– Прекрасно, – сказал доктор. – Все замечательно. Можете опустить ноги, мэм, – добавил он, натягивая на Морган простыню. – Хильда, будь так добра, найди для миссис Монтгомери что-нибудь переодеться. Мистер Монтгомери, прошу вас, мне нужно с вами поговорить.
– Сейчас, – ответил Уорд, взяв сына за крохотную ручку и с благоговением глядя, как малюсенькие пальчики вцепились в его большой палец. – Он само совершенство, любовь моя. У него твои глаза.
– И твои волосы. И твое имя, – сказала она.
Во взгляде Уорда мелькнула настороженность, а в голосе послышалось упрямство.
– Так и должно быть.
– Он не унаследует состояние Тернера, – продолжала Морган. – Вместо него он унаследует фамилию Монтгомери, состояние Монтгомери и, – всхлипнула она, – мать, которую повесили.
Уорд резко втянул в себя воздух.
– Никогда.
– Можешь говорить все, что угодно, но помешать этому ты не в состоянии. Вот какой подарок ты преподнес сегодня своему сыну. Надеюсь, ты счастлив. – Из глаз покатились слезы. Она махнула рукой на новорожденного: – Унеси его. Мне нужно отдохнуть.
Доктор дал Уорду бессчетное количество указаний и потребовал, чтобы Морган провела в постели не меньше четырнадцати дней. Уорд поинтересовался, нельзя ли перевезти ее в более комфортабельное место. Доктор окинул взглядом маленькую спальню и ответил:
– Эти комнаты вполне пригодны. Роды были довольно легкими, но опасность горячки пока не миновала. – Доктор захлопнул саквояж. – Я вернусь через четыре дня, проверю, как идут дела. Надеюсь, что вы не доставите моей пациентке лишнего расстройства.
– Моя жена может не опасаться, что я причиню ей вред…
На этих словах измученная Морган уснула и проснулась через несколько часов от мяукающего плача малыша. Раздался голос Уорда:
– Морган, любимая, это маленький.