Грешник

Когда я подъезжаю к фермерскому дому Эйдена, там практически нигде нет света, только единственное окно спальни наверху слабо светится в ночи. А так повсюду звезды. Темное небо усеяно миллиардами звезд, и когда я паркуюсь и выхожу из машины на летний теплый воздух, мне кажется, я почти понимаю, почему моему брату тут нравится. Словно попадаешь в другой мир, и прямо сейчас именно это мне и нужно.

Мои руки дрожат, когда пытаюсь нажать на кнопку блокировки на брелоке, и я заставляю себя остановиться и делаю глубокий вдох. Пахнет травой, ветром и Канзасом.

Никакого города. Никаких роз. Никакой Зенни.

Мне наконец удается закрыть машину и подняться на крыльцо. Я захожу в дом, воспользовавшись ключом, который Эйден прячет под вазоном с завядшими цветами. Возможно, это кажется нелепым, что я почти час ехал за город, чтобы воспользоваться душем моего брата и стырить у него что-нибудь из одежды, но Зенни попросила меня не появляться в квартире, и, хотя я Шон Белл, мне все равно совершенно некомфортно сидеть в реанимационной палате моей мамы и пахнуть сексом и растительным маслом.

Так что душ и чистая одежда.

Это буквально единственная мысль, которую я позволил себе с тех пор, как Зенни оставила меня голым на кухне приюта. Единственное решение, которое я позволил себе принять. Я погребен под обломками собственного творения, под разрушительной стеной своего гнева, любви и нужды, и я не могу дышать. Я не могу жить.

«Просто иди в душ. Вымойся, а потом поезжай в больницу. Не думай о ней, не думай о ней, не думай о ней…»

– Эйден? – зову я, бросая ключ на журнальный столик. Парень зарабатывает много денег, но он совершенно несобранный, чтобы тратить их на что-то нужное, например как следует обставить свой дом. Его журнальный столик сделан из сколоченных вместе деревянных ящиков, а диван – запятнанная громадина из его студенческой квартиры. Стены дома по-прежнему такие же белые, как в обычном фермерском доме, какими они были, когда он его купил.

– Эйден? – снова зову я, направляясь к лестнице. Я видел его машину на подъездной дорожке, но от Эйдена можно ожидать все, что хочешь. Он мог решить сгонять на такси в Канаду или отправиться опрокидывать коров дальше по дороге, с ним невозможно сказать наверняка. И в тот момент, когда я уже решил было, что его нет дома, загорается свет, и он выскакивает из коридора наверху, натягивая пижамные штаны. Его член колышется из стороны в сторону.

– О господи! – вскрикиваю я, прикрывая глаза рукой. – Почему, чувак? Ну почему?

– Что значит «почему», ты… ты домушник! – запинаясь восклицает он и топает вниз по лестнице. – Ты что, не слышал, что можно постучать? Не знаю, может быть, позвонить?

Я опускаю руку, предполагая, что уже безопасно, и тут Эйден останавливается на лестнице, глядя на меня.

– Ты плакал? – На его лице отражается паника. – С мамой все хорошо?

– Она в порядке. По пути сюда я звонил отцу. Сейчас они устраивают ее в новой палате.

Брат заметно расслабляется. Затем настораживается.

– Тогда почему ты здесь?

– Я… мне нужно воспользоваться твоим душем. И позаимствовать одежду.

Он смотрит на меня сверху вниз, прищурив глаза.

– Но у тебя дома есть душ… – медленно произносит он, как будто я пытаюсь его каким-то образом обмануть. – И одежда.

– Зенни сейчас у меня в квартире. Собирает свои вещи. Она не хочет, чтобы я был там. И я не могу вернуться к родителям в таком виде.

– В каком?

Я нетерпеливо машу на свою помятую одежду.

– После секса.

– Так, подожди, вы трахались, а потом расстались?

– Черт возьми, Эйден, ты можешь просто… не знаю, заткнуться на полсекунды и позволить мне воспользоваться твоим душем?

– А, – понимающе произносит Эйден, прислоняясь к стене лестницы. – Тебе больно. – А затем его голос наполняется осознанием происходящего. – Ты влюблен в Зенни Айверсон.

Внезапно меня переполняет острое желание убить Эйдена и похоронить в безмятежном сельском раю снаружи, и я все еще борюсь с этим желанием, когда из его спальни раздается еще один голос.

– Кто в кого влюблен?

– Даже не знаю… О, черт… – Лицо Эйдена бледнеет, когда Элайджа выходит из спальни без рубашки и, как только он видит меня у подножия лестницы, до него, очевидно, начинает доходить. Я тоже начинаю догадываться. Потому что Элайджа и Эйден, возможно, и были приятелями долгое время, но приятели не выходят ночью из спален друг друга без рубашек.

– Что происходит с Зенни? – спрашивает Элайджа.

Эйден, кажется, почти впадает в панику, и я тоже… но в то же время я убит горем, измучен и слишком расстроен, чтобы лгать.

– Мы с Зенни… встречаемся, – говорю я. – И я ее люблю, – добавляю, зная, что это абсолютно ничего не меняет в глазах Элайджи.

– Ты встречаешься с моей сестрой?

Я слишком устал для всего этого.

– Ты развлекаешься с моим братом? – парирую я в ответ.

Эйден вздрагивает.

– Ребята, пожалуйста…