Грешник

Я окружаю ее заботой, любовью и вниманием. Растягиваю ее, вторгаюсь и ласкаю, движимый всеми эмоциями, которые когда-либо испытывал к этой девушке: заботой, любовью, изумлением и уважением. Они везде, и когда она, наконец, растягивается вокруг моего основания, я едва сдерживаюсь. Дрожу, обливаюсь потом, мое зрение слегка затуманивается.

– Как ты себя чувствуешь? – удается произнести мне сквозь неземное наслаждение. – Нормально?

– Я… – Она тоже дрожит, тонкий слой пота покрывает ее кожу, и я слышу, как сильно бьется ее сердце в прерывистом голосе. – Я в порядке. Странно. Но приятно.

– Я собираюсь начать двигаться, – говорю я хриплым голосом. – Я собираюсь трахнуть тебя.

– Да, пожалуйста, я… – Теперь я начинаю ласкать и поглаживать ее клитор всерьез, и ее слова переходят в стон. Я осторожно выхожу почти до самого кончика, а затем снова скольжу внутрь.

У меня нет слов для того, что происходит. Я не могу это описать.

И я чувствую, что позорно быстро приближаюсь к оргазму.

– Я никогда не занимался сексом с женщиной без презерватива, – бормочу я, мой взгляд прикован к тому месту, где член скользит внутрь и обратно из нее. Мой обнаженный член, и, черт возьми, если бы я знал, какое это удовольствие погружаться в женщину без резинки, я не уверен, что продолжал бы свято пользоваться презервативами. Совсем другие ощущения, более ошеломляющие, а ее задница – самый тугой, самый горячий гребаный туннель, и я знаю, что, когда кончу, моя сперма коснется ее, она будет внутри нее…

Нет, я не могу этого сделать, я обещал, обещал…

Черт, черт, зачем я вообще сделал такое глупое заявление? Потому что теперь я хочу только этого – кончить в нее, и мне кажется, что если я не смогу этого сделать, если лишу себя этой единственной вещи, то умру. Я просто умру.

– Это кажется таким грязным, – шепчет она. – То, что ты трахаешь меня туда.

– Тебе нравится это, детка? Тебе нравится, что я там?

– Мать твою… да.

– Грязная девчонка, – рычу я, оборачивая руку вокруг ее талии и дергая практически в вертикальное положение, затем скольжу рукой выше, удерживая Зенни вот так, и обхватываю ее горло. Другой рукой я продолжаю ласкать ее киску, дразня пальцами ее мокрую щелочку. – Моя рука вся в твоих соках. Ты ведь из-за меня такая мокрая? Такая возбужденная оттого, что мой член у тебя в заднице?

Мои слова и ласки заставляют ее извиваться и сжиматься, и она протягивает руки назад, чтобы схватить меня за плечи. И затем, когда я погружаюсь глубоко в ее девственную попку, она кончает с протяжным горловым стоном. Она произносит мое имя и Божье тоже, но в основном это долгий стон, который мог бы сам по себе стать гимном. Стон, который я запомню, как молитву.

Она – это все, что меня окружает, не только скользкий туннель, сжимающий мой член, но и нежное прикосновение кожи и тепло передо мной, аромат розы в моем носу, сладкий вкус ее влагалища, все еще оставшийся на моем языке. Ее смех все еще витает в воздухе, свидетельство ее страсти и преданности окружает нас со всех сторон. Ее умные слова и ее противоречия, ее храбрость, уязвимость и целеустремленность…

Резкий спазм члена становится последним предупреждением, и я рывком выхожу из нее, как раз, когда начинаю кончать. Сперма растекается повсюду толстыми струями, и, будучи диким зверем, я зажимаю изливающийся член между ее ягодиц и трахаю покрытую спермой расщелину, пока последние отголоски оргазма наконец не утихают, и мое тело постепенно расслабляется.

Мы все липкие и скользкие от масла и спермы, Зенни слабо смеется, когда встает и вытирает рукой вспотевшее лицо. Я знаю, что выгляжу нелепо полностью обнаженным, со все еще влажным членом и ошеломленным выражением лица, но всего этого недостаточно, чтобы остановить поток глупых слов. Просто я так счастлив, и мне так хорошо, и она улыбается и потягивается, как кошка, и я люблю ее, люблю ее, люблю.

– Я тебя люблю, – произношу я.

И мир рушится с оглушительным треском.

XXVII

Зенни поворачивается ко мне с застывшим лицом.

– Что ты сказал? – шепчет она.

Я тянусь за стопкой бумажных полотенец, чтобы вытереть масло… и все остальное.

– Я сказал, что люблю тебя. А теперь постой, пожалуйста, спокойно.

Она отталкивает мою руку, не давая мне вытереть себя. Ее улыбка исчезла, глаза широко раскрыты, и все тело напряжено, она похожа на испуганное животное, готовое убежать.

– Ты… любишь меня? – Она говорит это таким тоном, как будто я только что признался, что в свое свободное время трахаю дыни, приготовленные в микроволновке. Ее слова наполнены ужасом и почти отвращением.

– Зенни. – Но прежде чем я успеваю придумать, что еще сказать, прежде чем успеваю хотя бы справиться с зияющей, ноющей дырой в моей груди – дырой, которую проделала Зенни, – она продолжает:

– Ты сказал, когда мы начинали все это, ты сказал, что мы не влюбимся друг в друга!

– Позволь мне сначала вытереть тебя.

Она отшатывается от меня.

– Ты сказал! – обвиняет она.

Я вздыхаю и просто протягиваю ей бумажные полотенца. Она настороженно их принимает.