Зенни неуверенно протягивает руку, и я киваю головой. Да, она может, она должна, я заставлю ее, если она этого не сделает, потому что теперь, когда она наклонилась ко мне, мысль о том, что ее любопытные пальчики могут не коснуться меня, причиняет почти физическую боль.
– Прикоснись ко мне, – говорю я. – Дотронься до меня.
И она повинуется.
У меня едва ноги не подкашиваются, когда ее изящные слегка прохладные пальцы скользят по моему животу. Это прикосновение пронизывает до нервных окончаний и, словно музыка, струится по всему телу.
И это она только дотронулась до моего живота. Помоги мне господь, когда она прикоснется к моему члену.
– Ты такой твердый, – говорит Зенни немного удивленно и, приподнявшись на коленях, проводит руками вверх по моей груди, а я вижу мокрое пятно на щиколотке, которое оставила ее киска. Проклятье.
На самом деле, я настолько отвлечен ее удивлением, что забываю пошутить по поводу слова «твердый». Я вообще ничего не делаю, лишь наблюдаю за тем, как она исследует и ласкает пальцами рельефные мышцы моего пресса и спины. Она обхватывает меня руками, когда прикасается к спине, и, несмотря на мою настойчивую эрекцию, несмотря на бурлящую желанием кровь, ощущение того, что Зенни обнимает меня, едва ли не сильнее всего остального. Я хочу, чтобы она обнимала меня вечно, мне уже ненавистна мысль о том, что когда-то это прекратится.
Ее любопытные руки наконец добираются до резинки боксеров, сначала робко, легкими поглаживаниями, затем все смелее и смелее, когда она просовывает пальцы под ткань. Я позволяю ей найти свой темп, собраться с духом. Не из-за собственной пассивности и даже не из-за потворства своим желаниям (хотя не могу отрицать, насколько головокружительно это чувство – желание дать этой девушке все, чего она хочет. Я опасно близок к тому, чтобы отдать ей все без остатка). Но, честно говоря, я делаю это потому, что внезапно начинаю так же нервничать, как и она. Я чувствую такое же волнение и так же напуган тем, что скрывается за горизонтом моей собственной наготы.
Я не могу пошевелиться и уговорить ее сбавить темп – это немыслимо. Еще чуть быстрее, и мое сердце выскочит из груди от откровенной похоти, чуть медленнее – кровь воспламенится от отчаяния, и я просто умру.
Остается только смириться с ее темпом, этим сбивчивым темпом девственницы, но я бы не хотел, чтобы было по-другому.
Наконец ею овладевает либо смелость, либо нетерпение (зачастую это одно и то же), и я наслаждаюсь выражением ее лица, когда она стягивает с меня боксеры. Восхищение, ненасытное желание, а потом растерянность.
Мой эрегированный член оказывается на свободе, пульсирующий, разгоряченный, набухший. Я так долго находился в возбужденном состоянии, что широкая головка блестит от влаги. И я едва не вздрагиваю от потока прохладного воздуха, который касается моей плоти, а затем меня действительно пробирает дрожь при виде того, как она сжимает резинку моих трусов. Но я не могу сдержать смех, видя выражение ее лица.
– Не то, чего ты ожидала?
Я не могу истолковать взгляд, который она бросает на меня, хотя, если бы все же пришлось, я бы сказал, это что-то среднее между дерзким и разочарованным. Такое под силу только Зенобии Айверсон.
– Я не знаю, чего ожидала, – признается она. – Но он такой… бугристый.
– Думаю, слово, которое ты ищешь, – большой.
Она закатывает глаза. Передо мной на коленях самая красивая девственница в мире, мой член у нее перед лицом, и она закатывает глаза. Мое эго немного уязвлено.
Хотя мой член совсем не против.
– Нет, – медленно произносит она, – бугристый. Как вот здесь. – Зенни нежно проводит пальцем вверх по одной из вздутых вен на члене, и я мучительно шиплю сквозь зубы.
Она поднимает на меня встревоженный взгляд.
– Тебе больно?
– Нет, – выдавливаю я из себя. – Продолжай.
Она снова тянется к члену и начинает чертить пальцем сводящую с ума дорожку вокруг всех бугорков и неровностей, рисуя карту моих вен, проводит по чувствительной складке уздечки. Обводит головку, которая истекает от возбуждения. Затем опускается к основанию, обхватывая его пальцами, чтобы измерить толщину, и я ощущаю приятный прилив мужской гордости, когда вижу, что кончики ее пальцев не могут сомкнуться. Хотя гордость все еще вторична по сравнению с ощущениями, которые дарят ее прикосновения, потому что, черт возьми, она трогает мой член.
– Я хочу видеть тебя всего, – требует она, не ведая, какое влияние оказывает на меня. Ее взгляд прикован к моему телу, к моему прессу, члену и к тому месту, где мои расстегнутые брюки обтягивают бедра и задницу. Должен сказать, ее желание увидеть меня всего – это потрясающе, лучшая идея, которая когда-либо приходила кому-то в голову.
– Это можно устроить, – говорю я, поднимая ее на ноги, и увожу из гостиной в свою спальню. По привычке не включаю свет, это делает Зенни, а затем застенчиво улыбается, когда я оглядываюсь на нее.
– Я хочу все видеть, – говорит она, слегка пожимая плечами.