На самом деле я даже встаю на колени позади нее, прежде чем прихожу в себя и вспоминаю:
Ее крики смешиваются со стонами, она выгибается и извивается подо мной, и я наслаждаюсь этим, особенно слыша собственное имя в этих беспорядочных звуках: «Шон, о, Шон, о боже, продолжай, продолжай, еще, еще, еще, Шон, еще…». Зенни подобна океану, чьи волны взбиваются в беспокойную пену штормом, сопровождающимся молниями и электрическим напряжением. Я целую ее везде, пока довожу до оргазма. Зарываюсь лицом в кудри и вдыхаю запах ее волос, покусываю затылок, касаюсь губами щеки, уха и подбородка. А затем, пока целую и посасываю ее шею, она кончает подо мной, не сдерживая своего удовольствия. Из ее горла вырывается иступленный стон, яростный и беспомощный одновременно.
Я тоже доведен до агонии, не только потому, что акт безумно сексуальный, но и потому, что она яростно трется задницей о мой член. Я все еще чувствую ее запах и вкус, я полностью поглощен тем, как стенки ее влагалища сжимаются вокруг моего пальца и издают хлюпающие звуки. И мне приходится приложить сверхчеловеческие усилия, чтобы удержаться, не прижаться к ее заднице и не кончить прямо здесь и сейчас. Какое, нахрен, изгнание змей из Ирландии или стигматы, настоящее чудо в том, что мне удается сдержаться, пока Зенни выплескивает свое удовольствие мне на руку!
Достигнув пика блаженства, Зенни обмякает, ее кожа покрыта мурашками, а на лбу выступают капельки пота. Ее глаза закрыты, дыхание медленно выравнивается, и, пользуясь возможностью, я подхватываю ее на руки, заползаю обратно на кровать и устраиваюсь спиной к изголовью, а она уютно прижимается к моей груди.
Я целую ее в макушку и утыкаюсь лицом в волосы, потому что это приятно, потому что хочу целовать ее вечно. Не открывая глаз, Зенни поднимает руку и начинает рассеяно водить пальцами по моей груди. Ее длинные густые ресницы отбрасывают тени на щеки.
– Твоя очередь, – сонно произносит она.
– Все нормально, Зенни-клоп. – Это ложь. Я умираю, но при этом чувствую, что могу умереть, если перестану обнимать ее, так что, возможно, не такая уж большая ложь. Я был бы рад остаться здесь навсегда.
Она морщит носик, услышав детское прозвище.
– Знаешь, я уже больше не ребенок.
– О да, прекрасно знаю.
Она открывает глаза, проводит рукой по изгибу моей ключицы вверх, вдоль шеи, и скользит по линии подбородка. Когда поднимает на меня взгляд своих прекрасных глаз, я не могу удержаться, потому что хочу снова ощутить вкус ее губ, и мы долго целуемся, прежде чем она садится.
– И все же, серьезно, – нетерпеливо возражает она, – теперь твоя очередь. – На какой-то момент я практически чувствую себя виноватым, но это чувство почти сразу исчезает. Или, скорее, оно исчезает в тот момент, когда Зенни устраивается слева от меня и кладет мою правую руку на мой член. Обнимая ее другой рукой, я прижимаю ее к себе, и она опускает голову мне на грудь, наблюдая, как я трахаю свой кулак. Есть что-то необычайно эротичное в том, что она прижимается ко мне, наблюдая, как я мастурбирую. Это интимно и честно и совершенно не похоже на то, что обычно происходит в подобных ситуациях. Ничего, кроме самого акта – неистового, почти болезненного освобождения.
Зенни неторопливо проводит пальцами по дорожке волос, спускающейся от моего пупка к паху; пока я сжимаю свой член, она оставляет сводящие с ума круги вокруг основания, а затем спускается к моим яйцам, которые настолько напряжены, что мне почти больно.
– Когда ты испытаешь оргазм…
– Скажи «кончишь», – хрипло перебиваю я.
– Когда ты кончишь, – поправляет она себя, поднимая на меня глаза, – куда это денется? На живот? На твою руку?
Я откидываю голову на спинку кровати, пораженный. Зенни слишком сексуальна, неопытна и дерзка…
– Смотри, – хрипло отвечаю ей и спустя несколько часов воздержания наконец-то могу позволить себе испытать разрядку. Меня словно разрывает на части, тело скручивается в тугой узел, а затем лопается, и я оказываюсь там. За гранью. Падаю прямо в пропасть, перед глазами появляются яркие вспышки, а глубоко в паху разгорается жар и, подобно вулкану, выплескивается наружу густыми, мощными струями.
Горячие белые струи, похожие на краску, растекаются по всему животу, скапливаются в пупке, застревают в волосах, как толстые жемчужины, сползая обратно к члену, и, наконец, изливаются мне на руку. А я продолжаю мастурбировать, выжимая все до последней капли, пока из груди не вырывается протяжный стон мучительного блаженства.