– Моя, Зенни-клоп. Моя без остатка.
Сейчас она смотрит на меня, и в свете августовского утра ее глаза кажутся более медными, чем обычно.
– Да, – тихо отвечает она. – Это так.
Сегодня утром мы проснулись и целовались целых сорок пять минут, прижимаясь друг к другу, как подростки, пока она не кончила на моем бедре. А затем она наблюдала своими огромными сонными глазами, как я стянул с нее пижамные шорты, намотал их на кулак и трахал ими свой изнывающий стояк. После того, как я окрасил Винни Пуха и его горшочек с медом густыми струями спермы, она умоляла меня засунуть в нее пальцы и всего через минуту кончила. А потом, пока мои пальцы все еще были покрыты ее соками, я протянул ей ручку с бумагой и велел записать свое расписание вместе со списком того, что ей нужно из комнаты в общежитии, чтобы она могла остаться у меня на месяц.
– Ты снова командуешь? – спросила она, взяв ручку. Она была обнажена ниже пояса, соски затвердели, а бедра еще дрожали от последнего оргазма.
– Хочешь назвать меня мудаком? Хочешь, чтобы я остановился? Я сделаю это, как только ты скажешь, милая.
Она в недоумении качает головой.
– Да поможет мне Бог за мои слова, но продолжай, Шон. Мне это нравится. И считай меня своей новой соседкой по комнате.
Даже Чарльз Норткатт, находящийся в моем кабинете, когда я вхожу, не может испортить мне настроение, хотя чертовски близок к этому. Я действительно ненавижу его.
– Счастливой пятницы, – говорит он, сидя за моим столом. Придурок. – Я просто хотел сообщить тебе, что мой помощник услышал от Трента, что ты вынюхивал информацию о моем графике.
Черт побери, Трент. Болтун – находка для шпиона.
Норткатт улыбается мне так, как, на мой взгляд, улыбался бы директор лесозаготовительной компании, осматривающий сосновый бор, прежде чем отдать приказ о его спиливании.
– Это ведь не имело никакого отношения к хорошенькой маленькой монахине?
Я бросаю свою кожаную сумку на низкий диван для клиентов напротив моего стола, а затем подхожу к Норткатту.
– Ты занимаешь мое место, – спокойно говорю я.
– Шон, Валдман уже назначил меня ответственным за монахинь. Ты не можешь это контролировать.
Я сожалею, что проявил перед ним интерес к сестрам, ведь это единственная причина, по которой он хочет работать с ними и с Зенни. Просто чтобы поиздеваться надо мной. Чтобы доказать, что я не гожусь для того, чтобы сидеть в офисе Валдмана после того, как тот со дня на день уйдет на пенсию.
– Ты на моем месте, – повторяю я и вкладываю в свой голос каждую стычку на школьном дворе, каждый мордобой пьяных ирландских парней, каждую драку, в которой я когда-либо выигрывал. Норткатт из тех людей, которые полагают, что, опустив чью-то голову в унитаз в четвертом классе, становятся крутыми, и я был бы рад возможности показать ему, что он ошибается, выбив ему зубы.
К сожалению, Норткатт, похоже, чувствует, что я совсем не шучу, и встает с моего кресла.
– Я дам тебе знать, как пройдет моя встреча с ними на следующей неделе.
– Ты не встречаешься с ними на следующей неделе, – говорю я сквозь стиснутые зубы.
– Это не тебе решать, – отвечает он со злой улыбкой и оставляет меня, черт возьми, в покое.
После этого я несколько минут смотрю на свои сжатые в кулаки руки, веля им расслабиться, а затем, как только они разжимаются, отправляю электронное письмо Валдману, интересуясь, получил ли он мое предыдущее сообщение о Норткатте и сделке с Киганом, потом успокаиваюсь и отправляю своему помощнику электронное письмо с просьбой купить к сегодняшнему вечеру пять-шесть комплектов атласного постельного белья. Позаботившись обо всем этом, я, наконец, приступаю к работе.
День пролетает почти незаметно, хотя я начинаю ощущать отсутствие Зенни как нечто осязаемое, физическое и ужасное. Но мне нужно наверстать упущенное по нескольким контрактам и служебным письмам и перезвонить клиентам, к тому же подготовить ответы на несколько запросов на новые объекты для приюта. К концу дня я сделал чертовски много и готов ехать в приют, чтобы забрать свою почти девственницу и привезти ее домой, где смогу провести вечер, уткнувшись лицом ей между ног.
К сожалению, она закончит свою смену в приюте только после десяти вечера, поэтому я собираюсь и еду домой к родителям в Бруксайд.