Она кладет руки мне на грудь, а затем обхватывает меня за талию и крепко обнимает. Я не могу удержаться и, прижав Зенни к себе, зарываюсь лицом в ее волосы.
– Есть кое-какие умные и поучительные слова, которые можно было бы сказать о человеческом взаимодействии и социальных конструктах [3], но прямо сейчас я не могу их вспомнить, – говорит она мне в грудь и крепче обнимает своими изящными руками. – Все, о чем я могу думать, – что все еще доверяю тебе. Ты мне все еще нравишься. Я все еще хочу тебя.
Эти слова она сказала в тот вечер, когда мы обсуждали нас и то, как могли бы выглядеть наши отношения, и вот результат. Исследование. Я думал, что мы говорили только о нашем возрасте, о нашей общей связи с Элайджей, но здесь речь идет совсем о другом.
Я напоминаю ее слова и чувствую, как она улыбается мне в грудь.
– Ты могла бы стать пророком, – говорю я, и она вздыхает, прижимаясь ко мне. Это не грустный вздох и не радостный. Просто вздох.
– Не нужно быть пророком, чтобы знать: такое может случиться, – говорит она.
И это снова заводит меня.
– Я хочу возвести вокруг тебя башню, вокруг этой башни построить замок, а потом вырыть ров вокруг этого замка и охранять тебя, как дракон. Сжечь в пепел любого, кто попытается причинить тебе боль, а затем сжечь этот пепел еще раз.
Она не отвечает, просто утыкается лицом мне в грудь. Мы стоим вместе, крепко обнявшись, и дышим в унисон. Ее щека прижата к моему сердцу, а мои губы прижаты к ее макушке.
– Я измазала косметикой твой смокинг, – бормочет она, но я не позволяю ей отодвинуться.
– К черту этот смокинг.
Наконец она поднимает голову, чтобы посмотреть на меня застланным пеленой взглядом.
– Отвези меня домой, – просит она.
И я везу ее домой.
XXI
Вся моя квартира залита лунным светом.
Я открываю для Зенни дверь и, закрыв ее, не утруждаюсь включить свет. На самом деле я вообще ни о чем больше не думаю, просто подхожу к ней сзади, пока она стоит у окна, и целую ее в шею. От нее, как всегда, слегка пахнет розами, а ее кожа такая нежная и восхитительная. Я целую ее шею, плечо, потайную впадинку за ухом. Зенни вздыхает в ответ (теперь это вздох удовлетворенного желания) и поднимает руки, запуская пальцы мне в волосы и прижимая мой рот к своей шее. Одно это маленькое действие невероятно возбуждает меня, и мой член пульсирует от желания трахнуться.
– Сегодня? – спрашивает она.
– Сегодня, – подтверждаю я и с легкостью подхватываю ее на руки, а затем, как невесту, несу в свою спальню. Она обвивает руками меня за шею, и это очень приятно, просто восхитительно. Она – все, что я хочу, и мое желание никогда не изменится, и я не хочу выпускать ее из своих объятий, когда мы добираемся до кровати.
– Ты все еще этого хочешь? – спрашиваю ее, по-прежнему крепко обнимая. – Ты все еще хочешь сделать это именно со мной?
– Да, – просто отвечает она. – Да.
– Ты уверена? Знаю, ты говорила, что одна часть секса не менее важна, чем следующая, и я знаю, что технически это правда, но мне просто кажется, что это другое…
– Шон, – спокойно перебивает она. – Если ты не заткнешься и не начнешь снимать с меня одежду, я закричу.
И я замолкаю, потому что, несмотря на ее смелые и немного дерзкие слова, я чувствую, как она дрожит от нервного возбуждения, я вижу застенчивость в ее глазах.
– Ответишь честно? – спрашиваю я в последний раз. – Ты нервничаешь в хорошем смысле?
– Честно, – отчетливо произносит она. – В хорошем смысле. Пожалуйста, ради всего святого, займись со мной любовью.
Я не утруждаю себя исправлением ее милой формулировки определения секса: не знал, что люди на самом деле все еще говорят «заниматься любовью»; к тому же она достаточно скоро поймет, что ко мне подобные слова не применимы. Вместо этого я бережно опускаю ее на кровать, забираюсь сверху и неспешно поднимаюсь вверх по ее телу, наслаждаясь каждым моментом, запоминая каждую деталь, касающуюся этой прекрасной девушки, которая дрожит передо мной.
Ее приоткрытые губы и полуприкрытые глаза. Отражающий лунный свет пирсинг в носу, и клубящиеся, словно туман, тени во впадинках между ключицами и грудью. Мерцающая кожа и соблазнительные выпуклости сладких, невинных изгибов под кокетливым шифоном. И ее ступни в туфлях на высоких каблуках, нервно ерзающие по кровати, и руки, беспокойно теребящие подол платья, – все это противоречит выражению ее лица, на котором отражается чистое, возбужденное восхищение.
Даже сейчас, нервничая, но отважно желая, Зенни представляет собой мозаику чувств. Она трепещет, как принесенная в жертву девственница, но смотрит на меня так, словно я ее следующее блюдо. Это бесконечно захватывающе, и я упиваюсь каждой секундой. Я трахал неисчислимое количество женщин, но это нечто иное, совершенно другое – и она этому причина. Все дело в той дыре, которую она проделала в моей груди и оставила пустой и ноющей.