Грешник

Я не признаюсь ей в любви. Не потому, что сомневаюсь в своих чувствах, не потому, что они мне совершенно незнакомы, просто, честно говоря, я думаю, что мои слова могут напугать Зенни, учитывая ее реакцию на мой вчерашний комментарий: «Нет других женщин, которые были бы мне так дороги». Просто не хочу спугнуть, особенно когда только что заполучил ее. К тому же честно ли вообще с моей стороны говорить ей это? Когда мы обсуждали наше соглашение, она, конечно, не заявила открытым текстом, что мы не можем влюбиться друг в друга, но все же намек на это клубился в воздухе, как густой туман.

Я не думаю, что она хочет этого от меня.

И, возможно, было бы даже жестоко обременять ее такой ношей перед лицом ее обетов.

Поэтому я молчу, и после того как мы вытираемся полотенцами, я еще долго втираю в ее кожу лосьон, а она натирает меня своим, и теперь я пахну розами, но мне вообще все равно. Хочу всегда носить на себе ее запах, хочу, чтобы этот розовый аромат сопровождал меня, куда бы я ни пошел. И я использую лосьон как предлог, чтобы осмотреть следы укусов на ее груди, осторожно проверить ее клитор на болезненность. Я снова возбужден и больше всего на свете желаю опять погрузиться в ее мягкое тепло, но я отказываюсь причинять ей боль. Если сделаю ей больно, то не смогу это пережить.

Но со временем она убеждает меня, что ей не больно, и мы снова занимаемся любовью, на этот раз совершенно голые. Зенни хочет попробовать позу сверху и мучительно медленно насаживается на мой член. Она дрожит, вбирая его в себя до самого основания, и я бормочу ей успокаивающие слова, нежно провожу руками по ее ягодицам и бедрам. Рассказываю ей, как сексуально она выглядит, возвышаясь надо мной, подобно богине, какая прелестная у нее грудь, какое безумное возбуждение я испытываю, наблюдая, как ее киска растягивается вокруг моего члена, как будто он слишком большой для нее. И он действительно слишком большой, и мысль эта возбуждающе неприлична, греховно вульгарна.

И, конечно же, я делюсь с ней и этой мыслью тоже.

Она доводит себя до оргазма и со стоном содрогается всем телом. На этот раз я держу себя в руках, и когда она кончает, я тянусь, чтобы снять презерватив.

– Нет, – настаивает Зенни, слезая с меня, словно я был ее скакуном, ее жеребцом.

(Боже, эта мысль не должна быть такой эротичной, но, черт бы меня побрал, ничего не могу с собой поделать.)

Зенни кладет руку на мое запястье.

– Кончи опять в презерватив, – просит она, и ее глаза блестят в темноте. – Мне нравится смотреть.

– Как пожелаешь, – шепчу я, и когда она опускается на колени рядом со мной, мой маленький антрополог, я обхватываю рукой свой член, покрытый соками Зенни, и начинаю мастурбировать.

Честно говоря, обычно я не получаю особого удовольствия, когда занимаюсь онанизмом через презерватив, но сейчас это не имеет значения. Мне не требуется много времени, когда Зенни рядом со мной. Глядя на ее идеальную грудь, выступающую вперед, когда она наклоняется, чтобы лучше видеть, и на ее милое, очарованное личико в профиль, с носиком-пуговкой и длинными ресницами, мне хватает всего несколько раз провести по своему члену, прежде чем он еще больше набухает и изливается в презерватив.

Я испытываю какое-то необузданное и практически непристойное ощущение, что довольно удивительно, ведь это, пожалуй, самый невинный половой акт, который только можно совершить. Но есть что-то крайне возбуждающее в том, как мой член находится в ловушке собственных выделений, в том, насколько демонстративно мое громкое, грубое высвобождение.

И я снова возбуждаюсь.

И это приводит к тому, что мы занимаемся сексом в третий раз, теперь уже лежа на боку. Она закидывает одну ногу мне на бедро, а я крепко ее обнимаю. На этот раз все медленно и расслабленно, и она кончает почти бесшумно: лишь прерывистое дыхание, а затем характерные сокращения вокруг моего члена.

Я в последний раз мастурбирую, и да, снова в презерватив, потому что ни в чем не могу отказать Зенни. Затем мы приводим себя в порядок и забираемся в постель, как двое уставших детей, вернувшихся домой из парка аттракционов, – уставшие физически, но бодрые в мыслях. Сон, словно нежное заслуженное объятие, ожидает нас, как только мы закроем глаза.

– Спасибо, – бормочет Зенни, прижимаясь ко мне. – Я даже надеяться на такое не могла.

– Нет, это тебе спасибо, милая.

И мне совершенно не хочется спрашивать, потому что наш вечер закончился идеально, но мне нужно знать.

– Зенни, что сегодня было с Норткаттом?

Она зевает, и я немного расслабляюсь, потому что не думаю, что она стала бы зевать, если бы случилось что-то ужасное.

– Он встретился со мной и матерью-настоятельницей, пытался уговорить нас опубликовать дополнительное заявление в СМИ о том, что фирма «Валдман и партнеры» все время нам помогала, а все остальное всего лишь недоразумение и бла-бла-бла. Мы сказали «нет».

Я испытываю облегчение одновременно с восторгом.

– Вы отказали ему? Так просто?