— Более чем, — кивнул Денис, а в глазах его черти. И смущение. — Цени, Сашенька, что не расплакался, расставшись с долго хранимой невинностью. Я хотел терпеть до свадьбы, но ты была так горяча и настойчива, совратила ты меня. И я сдался.
Денис ерничает, пытается меня подкалывать, но я сейчас в таком шоке, что дальше некуда. И чувствую себя и правда совратительницей!
Я ж его столько лет знаю. И вроде смирилась, что совершеннолетний он, и все можно, и давно не мальчишка с влюбленными глазами, а мужчина, многое переживший. Но то, что я была первой меня добило.
Мужики, которые хотят себе девственницу — придурки! Я, например, не знаю, как себя вести. Я даже не знаю, что чувствую. Вроде и ревновала Дениса к прошлому, но… девственник? Вот этот татуированный огромный мужик был девственником?!
— Жесть, — выдаю я умное слово.
— Ага, — не менее умно соглашается Денис. — Хранил себя для тебя, Сашка. Ты просто обязана взять меня в мужья.
Сказал, и улыбнулся. А я расхохоталась в ответ.
Девственник, надо же.
ГЛАВА 21
Вечером Денис снова уезжает на работу, а я остаюсь дома. Затворницей стала. Из квартиры выходить не то, чтобы страшно, но неприятно. Соседей видеть не хочется, подруг тоже. Не люблю я одиночество, я компанейская, но давит все.
Вот как Денис уходит, меня одну оставляя, так и начинает давить. А что — не знаю, совесть, наверное. Нехорошо все вышло, неправильно. И шепотки за спиной слышала, когда выносила хлам из квартиры. Дом элитный у нас, кирпичный, не панелька. И территория огорожена, потому соседи, пока тепло, во дворе тусуются. С детьми, с животными, на лавочках сидят. И не показалось мне — все всё знают, и меня обсуждают.
И осуждают.
Денису пофиг, но неприятно ему не всеобщее осуждение — он привык. Вижу, что бесится, думает, я его стыжусь. А я себя стыжусь. Не люблю, когда меня не любят, как-то так. И муторно от этого. Столько лет в этом доме прожила, даже когда Илья окончательно поднялся, и мы могли позволить себе хороший двухэтажный особняк в коттеджном поселке, уговаривала не переезжать.
А я привыкла здесь, и допекала Илью, что не сдался мне этот коттеджный поселок. Здесь все знакомое, здесь соседи, с которыми приятно перекинуться словечком. Здесь баба Аня со своим милым пуделем по кличке Маффин, которого я обожала дразнить. Работа близко, кафе, бары, спортзал мой.
Много всего, целая жизнь! Но теперь ни с кем из соседей я не рискну разговаривать. Знаю, что услышу. И хорошо, если деликатны будут, а то написали ведь на двери ту пакость, которую Денис сам отмывать пошел.
— Да пошли они все! — разозлилась я, вытирая раздражающее меня окно насухо.
Илья знает обо всем.
И трубку не берет, два дня звонила ему. Упорно не отвечает, но не сбрасывает, и в ЧС меня не кинул. Просто игнорит. Приедет — голову открутит, и никто его винить не будет. Даже мама, неустанно пересылающая мне в ватсапе ссылки на статьи.
А там всякие ужасы о том, что творят вышедшие из неволи заключенные, которых тюрьма не исправила.
— Бесит! — швырнула тряпку на батарею, и решила, наконец, выйти из дома.
Вечер, хоть и не поздний. Не так много соседей должна встретить, все к телевизорам прикипели, мужей с работы встретили, и бытом занимаются. А если и скажут мне в спину какую-нибудь гадость, у меня не заржавеет в ответ средний пальчик показать.
Или проигнорировать. Нервы еще на них тратить! Лучше до магазина пройдусь, турку куплю, а то надоел уже этот растворимый кофе, сил нет.
Дверь я открыла, настроенная весьма воинственно, и тут же об этом пожалела.
От всей души!
По лестнице спускался мой будущий бывший муж, и шел он явно ко мне.
— Здравствуй, Саша, — спокойно поздоровался Илья.
— П-привет.
Вышло жалко. Дьявол.
— Не пригласишь? — кивнул он на дверь. — Хотя, нет, идем-ка домой. Поговорим.
Я не готова! Я боюсь и я в панике. Воздуха не хватает, должно быть выгляжу я соответственно, не умею я лицо держать. Даже Денис говорит, что я, когда волнуюсь, смотрюсь как «обнять, и плакать».
Вернулся бы он поскорее. Обнял. И я бы расплакалась.
Но вместо этого я застыла напротив раздраженного, но держащего себя в руках Ильи. Он похлопывает себя по бедру — любимое его движение, когда он пытается сдержаться, и не начать орать.