Грешники

— Я заблокирую и этот номер, — говорю без вступления. — Зря стараешься.

— Маш, я… мне очень жаль, что…

— Я даю тебе тридцать секунд сказать то, что ты хочешь, и потом кладу трубку. — Не буду рисковать говорить с ним о Даше по телефону. Наше законодательство не принимает записи разговоров за доказательство, они все равно имеют свой вес. Не просто же так мои юристы рекомендовали мне записывать все угрозы Лисиной и ни с кем никогда не обсуждать эту ситуацию по телефону.

Призрак тяжело вздыхает, но мне все равно. В моей голове уже пошел обратный отсчет, и как только выйдет время, я снова заблокирую его номер. Когда-нибудь ему точно надоест.

— Маша, мне правда нужны вы.

Молчу, не позволяю себе ни на секунду поверить.

— Лисина нашла какую-то врачиху.

«Врачиху».

Меня всегда коробило такое пренебрежительное употребление названий профессий, вроде «училка» или «продавалка». Но в данном случае по-другому и не скажешь, потому что я сразу понимаю, о ком идет речь.

— Я слушаю, — говорю то, что может звучать абсолютно нейтрально даже если Призрак снова играет в какие-то подковерные игры.

— Я знаю не очень много. Слышал, как она говорила с кем-то по телефону, что эта врачиха тебя размажет. Подумал, что ты должна знать. Твоя свекровь настроена очень хренов, Маш. Она реально двинутая на всю голову. — Это не телефонный разговор. Пожалуйста, мы ведь можем… просто встретиться? Последний раз, клянусь.

Может, я совершаю большую глупость, думая, что он искренен.

Но на войне все средства хороши, и если предатель решает предать свою «кормящую руку», возможно, стоит хотя бы послушать, что он принес вместе с оливковой веткой?

— Мы с Дашей играем в парке. Уже собирались уходить, но, если поторопишься, у тебя будет минут пятнадцать.

— Я успею, — как-то с облегчением выдыхает он.

— Только это время, Призрак, — жестко ограничиваю я. — И ты больше не будешь появляться в нашей жизни. Или, клянусь, я найду способ запретить тебе это через суд.

— Я понял, Маш. Говори адрес.

Где был Призрак все это время, я понятия не имею, но на детской площадке появляется через двадцать минут. Боялась, что придет с цветами или какой-то другой пошлятиной, но вместо этого у него в руках большая коробка с куклой — очевидно, очень дорогой. Он как-то неловок улыбается, видимо только теперь осознав, что кукла в коробке только чуть меньше самой Дашки, и что пройдет еще много лет, прежде чем она сможет оценить игрушку по достоинству. Сейчас, пожалуй, Лисица тоже бы приняла подарок, но только чтобы выбрать бедной кукле все ее красиво завитые волосы и обгрызть пальцы. Ну или повоевать за соску.

— Тупо получилось, — тушуется Призрак, разглядывая гребущуюся в снегу Дашу. — я о детях ничего… в общем, не подумал.

— Спасибо за подарок. Поможешь ее донести?

Он так быстро кивает, будто я предложила взять на главной гонке Первый приз.

Приходится буквально вытряхнуть Лисицу от снега и, взяв за руку, пойти по дорожке из парке — машина с водителем стоит на парковке, и пока будем идти, это как раз будет минут пятнадцать, которые я обещала Призраку.

Но он почему-то не спешит ими пользоваться — просто идет рядом и не может оторвать взгляда от Дашки.

Наверное, после всего, что он сделал и что собирался сделать, испытывать к нему что-то кроме отвращения и злости было бы очень неразумно. Но я больше не злюсь и мне в общем не противно, что мы достаточно близко, чтобы дышать одним воздухом.

Мне его жаль.

Вряд ли кто-то будет чувствовать себя счастливым, в сорок с хвостом лет вот так осознав, что за плечами ничего нет — ни семи, ни детей, ни даже перспективы стать отцом. И что ты, хоть и молодишься изо всех сил, просто порядком раздобревший и далеко не самый перспективный для отношений мужик. Я помню, что он всегда хотел какую-то особенную женщину — устроенную, ухоженную, не обремененную детьми, но обремененную собственным приличным заработком. Вряд ли теперь он может рассчитывать на такую.

— Она на меня и правда совсем не похожа, — слышу его немного бубнящий голос.

— Извини, но это к лучшему, — не собираюсь смягчать шишки, которые он сам же и набил.

— Да, наверное… Никогда себе не прощу.

Может мне и следовало бы развить тему «непрощения», но мне это правда абсолютно неинтересно. У каждого из нас есть поступки, которые мы будем носить в себе до могилы и каждый раз с болью вспоминать неправильно сделанный выбор. Иначе жизнь была бы слишком легкой и бессмысленной.

— Что с врачом? — перевожу тему на разговор, который интересует меня больше, чем его самобичевания.

— Я правда почти ничего не слышал, Маш. Кажется, ее фамилия Шелестова или как-то так.

— Шевелёва, — говорю себе под нос.

— Может быть, — пожимает плечами Призрак. — Лисина собирается обвинять тебя в намеренном доведении до смерти или как-то так. И эта врач должна подтвердить, что ты знала о диагнозе мужа и…

Он запинается, потому что Даша останавливается рядом и, глядя на него с немым любопытством любого годовалого ребенка, тянет руки.

У Призрака такой взгляд, будто он выиграл джек-пот.