Грешные души

Котов лежал на койке со скованными руками. Свет из замазанного окошка под потолком уже не освещал камеру, в которую его заточили. Владислав постепенно приходил в себя и начал размышлять над ситуацией. Из хаоса мыслей начало вырисовываться главное: ему «шьют дело». Он понял, что совершил массу ошибок и глупостей, которые будут использованы против него. И то, что подписал какие-то бумажки, и то, что хватал руками обрез, патроны и гильзу. «Как ребенка поймали!»

Котов злился на себя, на то, что пребывал весь день в каком-то расслабленном, благодушном состоянии. Конечно, он никак не связывал свое поведение с купанием в святом ручье. Действие активного плюса кончалось, Котов обретал то, чего ему так не хватало днем: умение ненавидеть, злость, готовность драться. «Если завтра вызовут на допрос — потребую адвоката! — разъяренно ворочаясь на койке, думал Владислав. — Пока из Москвы не приедет мой адвокат — ни на какие вопросы отвечать не буду!» В Москве у него был весьма толковый юрисконсульт, ему ничего не стоило найти хорошего профессионала по уголовным делам, который в два счета развалил бы это дело. Успокаиваясь, Котов начал дремать и вскоре заснул по-настоящему…

Дубыга вновь связался с Зуубаром и доложил:

— Клиент спит. Подтверждаете санкцию на вмешательство?

— Подтверждаю. Успел даже согласовать с Вельзевулом. Отдел доставки дает транспортный канал. Будем брать Запузырина и еще кой-кого. Твоего приказано оставить — грехотонн мало. А этих — пора. Как клиент, поддается контролю?

— Активный плюс сошел. Через двадцать минут будет управляем.

— Подожди, потом выводи его в Астрал и предобрабатывай.

— Понял.

— Ну, до связи.

Двадцать минут протекли быстро. Дубыга за это время провел тестирование систем, обеспечивающих возвратный выход реликтовой субстанции в Астрал. Незримая труба протянулась из Мира Реального на борт субастральной «тарелки». Спящий Котов оставался спящим, но большая часть его сущности стала медленно сниматься с носителя и втягиваться в эту трубу. Дубыга трансформировал интерьер «тарелки», и она превратилась в комнату Тани Хрусталевой, а Дубыга принял ее форму.

Сон был удивительно ярким, цветным. Котов увидел себя в Таниной комнате, за окном шумел лес, перекликались птицы и легкий ветерок теребил пугливые осиновые листочки. Котов сидел напротив Тани в мягком кресле и пил какой-то необычного вкуса чай.

— Пей, — говорила ему Таня незнакомым, звенящим и даже вибрирующим в ушах голосом. — И ты станешь неуязвимым, ты сможешь рвать железо, и от тебя будут отскакивать пули. Ты сможешь не только отражать их, но и посылать одним взглядом в тех, кто будет стремиться тебя убить. Никто не сможет заподозрить тебя в убийстве, и ты совершишь месть и правосудие!

Котов пил этот чай и ощущал, что его жилы наполняет какая-то мощная, неведомая сила. В то же время он чувствовал необъяснимый страх. И еще — он понимал, правда, неясно, что совершает что-то недостойное, мерзкое. А чай — приятный, чуть горьковатый на вкус, но ароматный и крепкий — все не иссякал в стакане. Чем дольше пил его Котов, тем больше этого чая хотелось выпить, но и осознание своей не правоты становилось все сильнее. Росла и сила, которую он ощущал в своем теле, и страх все нарастал и нарастал. Он чувствовал, что надо сказать об этом Тане, но отчего-то не мог говорить. Он только мог смотреть в Танины глаза и пить, пить… На какую-то секунду ему показалось, что страх, жажда и стыд, словно три нити, сплетенные в косичку, тянутся к нему именно из этих синих глаз. Ветерок, врывавшийся изредка в комнату, взвивал пряди золотистых Таниных волос, и они, словно солнечные лучики, обжигали лицо Котова, хотя и не касались его.

Росла жажда, росли страх и стыд, а сила была такая, что Котову казалось, будто он может одним тычком пальца повалить Останкинскую башню. Но жажда так сушила рот, страх холодил, а стыд жег, что Владислав испытывал муку тяжкую.

— Преодолей! Преодолей стыд и страх! — вещала Таня. — Еще немного! Не поддавайся!

«Через двадцать секунд при отсутствии контр-контрсуггестии вынуждена буду дать сброс внешнего оформления», — доложила «тарелка», находившаяся с Дубыгой на прямой связи, которую Котов, естественно, слышать не мог.

«Придется выводить Тютюку!» — решил Дубыга.

Стажер, которому положено было трое суток находиться в пассивно-аккумулирующем состоянии, очнулся.

— Врубайся! — приказал офицер и за секунду передал Тютюке всю информацию о происшедших событиях.

Тютюка включил свои каналы энергетики, и поединок между воздействием и противодействием продолжился.