Грешные и проклятые

- Простите эту комедию, - сказал он. – Мне нужно было показать им, что вы у меня на коротком поводке. Понимаете?

- Понимаю.

Я сохранял бесстрастное выражение лица, но внутри весь кипел. И полковник знал это. Я видел это по блеску веселья в его живом глазу. Склонившись, я подобрал свой лазерный пистолет.

В тусклом освещении бункера полковник в своей грязной форме был как никогда похож на животное. В это мгновение я ненавидел его. Я ненавидел их всех. Но его больше всего. По крайней мере, насчет него капитан оказался прав. Полковник сломался – обстоятельства брали свое. Даже сильнейший дух может быть сломлен. Но в своем падении он потянет за собой весь полк.

И в этот момент я понял, кем он был. Он был свиньей, подрывающей изгородь и угрожающей обрушить ее. В нашем долгом сидении на позициях он обленился и опустился, и враг – не тот, что напротив нас – использовал слабость его духа.

- Вы уверены, что понимаете? – спросил полковник. Я удивленно посмотрел на него. Он смотрел не на меня, а на мой пистолет. Я не спрятал его в кобуру. Проглотив комок в горле, я, чувствуя странную неуверенность, убрал оружие.

- Вы же знаете, я не смогу защищать вас все время, - продолжал полковник. Его голос был мягким. Спокойным. – Вы храните контрабанду в своем жилище. Если солдаты узнают об этом…

- Храню контрабанду? – эти слова оставили мерзкий привкус. Что он имел в виду? Я конфисковал контрабанду, но она не была моя. Я не хранил ее. Она просто была там.

Он отвернулся.

- Мне не нужна защита, - сказал я. – Тем более защита от них.

- Я знаю, что вам было нелегко, Валемар. Нам всем пришлось нелегко…

- Комиссар Валемар, - сказал я.

Он продолжал, словно не слышал меня.

- Но это скоро закончится.

Его аугметический глаз повернулся ко мне, линза горела багровым. Я уже стал ненавидеть этот глаз. Я начал думать, что же он в действительности видел. Можно ли верить тому, что он видел? Машины, как и люди, уязвимы к порче – мусорный код может осквернить самые благословенные механизмы. Я подумал о всей этой аугметике в голове полковника, о его все более неряшливом поведении, и задумался, был ли он все еще прежним человеком. Или уже кем-то другим.

- На какое-то время это должно прекратиться, - сказал полковник. – Дакко был последним. Больше никаких убийств. Пока не закончится эта проклятая кампания.

Снаружи снова загремели пушки. Грохот разрывов сотряс бункер, зазвенели кружки на столе, и зашуршали пикт-снимки и карты на стенах. Тени танцевали, и в них я видел такие вещи, которые человек не должен видеть. В грохоте орудий мне послышалось хрюканье свиней. Эти звуки слились в моей голове, обрушившись на меня. Я смотрел на полковника, видел, что его губы шевелятся, но не слышал его. Слышал только грохот.

Какого цвета был его живой глаз? В тот момент я не мог вспомнить. И невозможно было разглядеть его в тусклом освещении бункера, где красное сияние его аугметического глаза окрашивало все в кровавый оттенок.

Он все еще говорил, но я уже не слушал его. Я принял решение, хотя тогда еще не вполне понимал это. Я позволил всему этому зайти слишком далеко. Боясь за себя, я не исполнил свой долг и подвел полк. Что-то следовало сделать, и я был тем, кто обязан это сделать. Это была моя ответственность. Мой долг.

Тогда я понял, что это слабость полковника позволила инфекции распространиться. Из-за его некомпетентности полк был запятнан скверной. Его, не моей. Капитан был по-своему прав.

В своих мыслях я уже видел, как мой выстрел поражает его в эту ненавистную красную линзу. Быстро. Чисто. Я чувствовал на своем плече руку Бога-Императора, направляющую меня.

Позже я думал, как полковник увидел, что я собираюсь сделать. Был ли у него свой дух-хранитель? Или, может быть, его аугметика обнаружила и рассчитала мои движения, когда моя рука лишь дернулась. Как бы то ни было, он узнал. Он увидел.

И тогда он ударил меня. Сильно. Сильнее, чем раньше. С такой силой, что выбил воздух из моих легких, и я отлетел назад, и, хрипя, врезался в стену. Я не успел выхватить пистолет, как полковник отшвырнул стол и бросился на меня. Кружка с холодным рекафом ударила меня в висок, и я упал на одно колено, голова раскалывалась от боли.

Его большие руки схватили меня за горло и вздернули на ноги. Я помню, что был удивлен его силой. Он хорошо скрывал ее. Он ударил меня о стену раз, два, и стал душить, а я тщетно пытался оторвать его руки от своего горла. Его аугметический глаз злобно уставился на меня, красный и яростный.

- Ты с ума сошел? – прорычал он. – Ты окончательно потерял разум? Я пытаюсь помочь тебе, дурак.

И тогда я увидел его глаз. Его живой глаз, словно ярко-синий мрамор. Как у свиней. Как у того вопившего идиота. Как у капитана. Оба глаза, красный и синий, злобно смотрели на меня.

Мой пистолет все еще был в кобуре. Я пытался найти дыхание, чтобы ответить ему, но не мог. Я хотел проклясть его. Сказать ему, что это он сумасшедший, а не я. Что они все сумасшедшие.