Грешные игры. Освобождение

Питерсон больше не дает вставить и слова, набрасывается на меня, припечатав к кровати, и затыкает мой порыв злости своими губами. Напористо так. Меня даже к унитазу не тянет, когда он язык свой с моим сплетает. И не вырваться – мертвой хваткой в меня вцепился! Эй! Может, отпустишь? Но он не слышит зов моего тела.

И я тоже…

Поддаюсь. Не знаю, какого черта, но поддаюсь. Ладони, пока его губы сладко терзают мои. О, фак! Как же охренительно. Вот как он это делает? Как заставляет одним гребаным поцелуем сойти с ума? Не понимаю… Стой! Зачем ты отодвинулся? Я хочу ощутить твои умелые губы на своих. Ну же!

– Сара, прекращай играть, – говорит он, тяжело дыша. – Ты мне нравишься. Просто признайся, что я тебе небезразличен!

– А как же твоя…

– Да срать я хотел на нее, понимаешь? Мне одна единственная нужна.

Эти слова затронули глубины моего сердца. Того самого, которое разбилось после его слов. И сейчас оно восстанавливается. Раны постепенно заживают. Они не успевают превратиться в шрамы или рубцы. А еще…

Да вашу ж мать! Питерсон, какой хренью ты меня напоил, раз я думаю, как малолетка наивная? Да, я рада, что нравлюсь тебе, и ты мне нравишься, но перестань делать из меня романтичную особу, верящую в сказки про замирание сердца и остановку дыхания!

Но я ничего не говорю в ответ, притягиваю его лицо и впиваюсь в желанные губы. Да! Лучше так! Подари мне немного этого счастья! И молчи! Лучше заткнись! Не говори ничего! Молчание – золото. Поступки и действия скажут все за нас.

Прошло всего несколько дней с того момента. Теперь мы не скрывали друг от друга чувств. Проводили вместе свободное время, пока я не выздравила. Ну, как проводили. Целовались в основном. Причем до такой степени, что у меня губы болели. До сих пор болят. Но от этого мне ни капельки не противно. Наоборот – приятно. А когда вспоминаю, как он игрался языком между ног, то сразу же…

Ох, черт! Я же на пары опоздаю!

Со скоростью света привожу себя в более-менее нормальный вид, выхожу комнаты. Софи нет смысла ждать – наверняка с утра на парах. И, надо сказать, что такого пристального внимания к своей персоне я не ожидала. Совсем. Да, отравилась, заболела, а Гарри присматривал за мной, но это не значит, что пеня нужно возносить на пьедестал и пялиться во все глаза. Соскучились за эти дни? Молодцы!

Так, а почему вы ржете в кулак? Почему сочувственно пялитесь, словно я преступление совершила? Что за на хрен? Может, помнят еще ту сцену, когда Гарри меня опозорил? Осадок остался у этих недомерков и решили сейчас наверстать упущенное?

Я бы проклинала Гарри до конца жизни, обзывала бы разными словами, но мы договорились не вспоминать тот случай и разобраться в своих отношениях с той противной Патрицией раз и навсегда. Теперь мы вместе. Я и он. Вдвоем. И никто не помешает нам быть вместе. Фак! Опять эта наивность проскальзывает. Знаете, может, это не так уж и плохо? Есть в этом что-то милое. Или…

Что за дерьмо?

Весь день я не могла понять, в чем дело. То в коридоре, то на парах пялятся. Даже в этой гребаной столовке смотрят на меня, как на обезьяну в зоопарке. А-а-а! Бесит! Поскорее бы Гарри пришел. Он обещал пообедать со мной во время перерыва. Может, легче станет.

Лучше бы так.

– Привет, – он неожиданно кладет свои руки мне на плечи, заставив вздрогнуть. Кто так пугает? Так и знала, что не надо было садиться за столик, а следовало подождать у входа.