От парадного входа мы добирались до него по анфиладам и лестницам минут десять, не меньше. Внутреннее убранство дворцовых комнат, как и одежда жителей королевства, изобиловало зелёным. Бархат обоев, атлас драпировок, мрамор полов, обивка диванов и кресел помимо привычной зелени разбавлялись оттенками синего, красного и золотого, что придавало дворцу колорит океанского побережья с пылающей на горизонте зарёй и буйных тропических джунглей, сползающих по песку прямо в волны…
Красоту и изящество обстановки я отмечал машинально, не вдаваясь в детали. Видимо, атмосфера дворца заставляла проделывать это сама по себе, навевая нужные мысли у всякого, кто здесь появлялся. Случайно, по необходимости или по принуждению — не играло никакой роли. Любой оказавшийся во дворце, как я понимаю, по задумке местных «дизайнеров», должен был ощущать душевный подъём, эмоционально наведённую веру, что живущие здесь просто не могут быть злыми и бессердечными. Что Совет жриц Ларанты не ошибается, их суд беспристрастен, а вердикты законны и справедливы…
Заседания по моему делу меня оставили дожидаться в небольшой комнатке для обвиняемых, примыкающей к тронному залу, под охраной четверых стражников. Таких комнат, как стало понятно из их разговоров, здесь было штук пять или шесть. Вероятно, из-за того, что суд высших жриц мог рассматривать сразу несколько дел, и собирать Совет только из-за одного чужестранца никто, конечно, не стал бы.
Ждать мне пришлось около получаса. Затем дверь отворилась, и заглянувший в комнату дознаватель Тиур приказал: «Заводите».
Тронный зал оказался под стать другим помещениям дворцового комплекса, только выглядел пафоснее и богаче. Гобелены на стенах, огромные золочёные люстры с артефактами вместо свечей, каменный пол, выложенный, словно шахматная доска, чёрными и белыми плитами, дорожка из полупрозрачного сине-зелёного минерала, ведущая от дверей к возвышению с троном. По обе стороны этого своеобразного коридора стояли восемь высоких кресел.
Четыре расположенных справа имели обивки синего, голубого, зелёного и фиолетового цветов. Стоящие слева — жёлтого, красного,оранжевого и чёрного. Последнее находилось к трону ближе других. Сам трон представлял собой нечто похожее на переплетение ветвей и стволов какого-то неизвестного дерева, с мягкими подлокотниками, сиденьем и спинкой, будто покрытыми то ли лебяжьим пухом, то ли белым овечьим руном тонкой выделки.
В креслах сидели жрицы. Все, как и та, что встречала нас на границе, были одеты в одинаковую оливковую одежду. Только не в плащи с капюшонами, как «таможенница», а в длинные балахоны, спускающиеся до самого пола, как у монахинь. Волосы жрицам прикрывали сиреневые тюрбаны-платки, а вот маски из ткани, закрывающие нижнюю часть лица, были у всех разные — строго под цвет обивки у кресел. Слева — синяя, голубая, зелёная, фиолетовая. Справа — жёлтая, красная, оранжевая и чёрная. Восседающая на троне королева Ирсайя несла на лице белую маску.
«Как семь цветов радуги и два варианта соединения, — мелькнуло в сознании. — Белый, если собрать их вместе. Чёрный — если изъять их…»
— Пресветлая королева! Высшие! — по очереди поклонился властительнице Ларанты и жрицам нарисовавшийся рядом Тиур. — Этот человек, — махнул он рукой в мою сторону, — как он сам утверждает, Краум из Ривии, путешественник с восточного континента, обвиняется: первое — в убийстве десятника гвардии Нарзая и двух королевских гвардейцев Влара и Хабиша; второе — в грабеже хорошо известного вам помощника дворцового кастеляна Шибура.
— Убийство бойцов королевской гвардии — преступление против трона. Казнить негодяя! — бросила «чёрная» жрица.
— Не торопись, Дамира, — вскинула руку Ирсайя. — Обвинение должно быть доказано. Тиур? — обратилась она к дознавателю.
Тот вновь поклонился и преподнёс ей свёрнутый в трубочку свиток:
— Здесь всё, что мы выяснили по этому делу.
Хозяйка дворца развернула свиток и, внимательно прочитав, передала его сидящей по правую руку Дамире.
Как объяснял мне Гурсан, эта жрица являлась вторым человеком в структуре власти Ларанты. Должность распорядительницы двора и ранг Верховной жрицы Совета давали ей массу возможностей, чтобы влиять на политику королевства, как внутреннюю, так и внешнюю. В Совете она имела два голоса. Королева, правда, имела шесть, но, поскольку она не всегда участвовала в заседаниях, то когда жриц оставалось восемь, мнение Дамиры при равенстве сил становилось решающим.
— Это ничего не меняет, — мотнула головой «чёрная», вернув свиток Тиуру. — Убийство остаётся убийством, вне зависимости от того, кем были убитые. А то, что убийца чужой, лишь отягчает его вину. Ты знаешь, Ирсайя, как в королевстве относятся к твоему указу об отношении к чужестранцам…
— Намекаешь, что я была неправа? — в голосе королевы явно лязгнул металл.
— Я этого не говорила, — подняла руки Верховная. — Решение проходило через Совет, Совет проголосовал за указ, и решение стало общим.
— Но ты тогда была против, — с нажимом произнесла королева.