Не произнося ни слова, Мэтью встал на колени и скользнул вдоль ног Джейн, наконец–то стаскивая сорочку и полностью обнажая любимую. Все ее тело зарделось от смущения, на лице появился румянец.
— О боже, удастся ли мне когда–нибудь передать эту красоту на холсте?
Джейн скользнула по лицу Мэтью затуманившимся взором, и ее губы задрожали.
— Ты и в самом деле считаешь меня красивой?
— Думаю, и в своем воображении мне не удалось бы создать подобное очарование! — Он провел рукой по коже любимой, наслаждаясь мягкими изгибами ее тела. — Я сохраню прелесть этого момента, Джейн. Клянусь, ты никогда не пожалеешь об этих мгновениях со мной!
Мэтью устроился сверху, так что груди Джейн касались его тела, их взоры соединились, и он вошел в нее.
Уоллингфорд не спрашивал, готова ли любимая принять его — желание Джейн было столь очевидным… Мэтью все глубже проникал в лоно возлюбленной, чувствуя, как оно пульсирует, обхватывая его плоть. И когда Мэтью двигался внутри ее тела в причудливом танце, когда он слышал каждый прерывистый вздох, слетавший с ее уст, слышан каждый скрип кровати, он понимал: ему посчастливилось встретить одну–единственную женщину, способную разделить страсть, бурлящую в его венах. Эта женщина принимала Мэтью таким, каким он и был — сломленным, порочным, грешным…
Мэтью скользил взглядом по волосам Джейн, разметавшимся по белой подушке, ее грудям, которые дрожали в такт его движениям, и еще ниже — туда, где треугольник ее рыжих волос соединялся с его темными завитками, к священному месту, где соединялись их тела. Красота этого действа потрясла Мэтью, и он вдруг осознал, что никогда прежде не рассматривал секс как сверхъестественный, магический танец. Сейчас, наблюдая, как он вошел в сладостное тело Джейн, и как она приняла его, Мэтью понимал: происходящее между ними было гораздо сильнее, глубже, чем обычное соединение двух тел, жаждущих наслаждения.
Словно ища подтверждения этой мысли, Мэтью бросил взгляд в большое зеркало, стоявшее в углу комнаты. Оно детально передавало момент их близости: тело Мэтью, гораздо более твердое и смуглое по сравнению с телом Джейн, скользило по ее манящим изгибам. Уоллингфорд видел, как бедра любимой двигались в такт его движениям, как его собственные бедра дрожали с каждым неистовым ударом, как соединялись их тела, становясь единым целым.
Мэтью скользнул чуть вправо, Джейн подалась было следом, но он прижался к ее телу, не давая двигаться, и прошептал на ухо:
— Посмотри на нас.
Голова Джейн переместилась по подушке, и Мэтью увидел, с какими изумлением и желанием распахнулись глаза любимой, когда она изучила зеркальное отражение их скользящих тел. Уоллингфорд замедлил темп своего движения, и его соединение с Джейн стало напоминать неторопливое колебание бедер и ног, грудных клеток и дыханий.
Они еще долго наблюдали за своими телами, медленно двигающимися в унисон. Вдоволь насмотревшись в зеркало, Мэтью опустил голову и прикоснулся губами к щеке любимой:
— Теперь я вижу только тебя, Джейн.
Она поднесла кисть к руке графа, их ладони крепко сжались, и влюбленные застыли так на несколько долгих секунд — прежде чем Мэтью переплел их пальцы и, закинув сцепленные руки за голову Джейн, вошел в нее новым сильным толчком.
Он никогда не ощущал ничего подобного — это единение разума, души, тела… Глядя в глаза Джейн, крепко прижимая ее к себе, скользя внутри тела, Уоллингфорд думал о том, что никогда прежде не чувствовал такой близости, как с этой женщиной.
— Не закрывай глаза. Я хочу, чтобы ты смотрела на меня, когда достигнешь пика блаженства. Мне нужно видеть в тебе все, Джейн.
Никогда раньше Уоллингфорд не восхищался красотой любовных ласк — этого изящного движения женского тела под его телом. Никогда еще он не смаковал каждый звук этой восхитительной связи, чутко улавливая тихие стоны и откровенные просьбы. Никогда прежде он не замечал, как способны трепетать в любовном ритме ресницы. Никогда еще он не чувствовал, как сердце заполняется эмоциями, как возрождается душа с каждой новой встречей затуманенных страстью глаз. Собственно, Уоллингфорд вообще никогда не занимался любовью — до того момента, как взял Джейн за руку, прижал ее к себе, научил наблюдать за соединением их тел. И Джейн послушно следила за тем, как ее тело принимало и любило его.
Когда Мэтью уже не мог бороться с желанием взорваться внутри Джейн, он приподнял ее чуть выше, обернув ее бедра вокруг своих, и прижался губами к ярко–рыжим волосам. Руки Мэтью сжимали ее пышные ягодицы, заставляя их двигаться себе в такт, принимая его всего.
Уоллингфорд не знал любви — до того момента, как Джейн не притянула его голову к своей груди, отчаянно впиваясь пальцами в его волосы. Мэтью не любил до того мгновения, как ее бедра инстинктивно задвигались навстречу ему.
— О, прекраснейшая Джейн! — хрипло сорвалось с уст Мэтью, и он добрался до кульминации с грубым, животным криком. Потом Уоллингфорд резко вышел из тела возлюбленной, позволив своему семени расплескаться по ее расщелине.