Грешный

Обладательница мягкого голоса пыталась заставить своего подопечного выпить больше, но тот отказался, и она помогла пациенту опуститься на кровать. Когда помощница склонилась над ним, чтобы взбить подушку и подтянуть повыше простыню, Мэтью почувствовал исходивший от нее приятный аромат. Мыло. Он потянул носом еще раз, стараясь прочувствовать запах, распробовать его. От этого ангела во плоти веяло чем–то свежим, чистым. Она явно не перебарщивала, как это делали многие другие женщины, выливая на себя флаконы цветочного масла и духов.

Мэтью нравилось, как пахла его благодетельница — незамысловато и все же соблазнительно. Когда помощница собралась уходить, Уоллингфорд сжал ее запястье, удерживая возле себя. Граф услышал прерывистое дыхание женщины, почувствовал, как часто забился ее пульс под его большим пальцем.

На мгновение Мэтью ощутил страстное желание этой прелестницы, жар ее тела, оказавшегося совсем близко, ее аромат… Это было неожиданно приятно и ново для него, обычно ненавидящего сгорать от вожделения к кому–то.

— Сэр, вы можете снова пораниться.

В голосе, все еще нежном и соблазнительном, вдруг послышалась сухость, так не подходящая к ее словам.

— Где я? — спросил Мэтью, облизывая пересохшие губы.

— В Лондонской больнице Медицинского колледжа, — ответила она, пытаясь освободиться от железной хватки пациента.

— Кто вы? — Мэтью схватил собеседницу еще крепче и стал притягивать к себе — до тех пор, пока не почувствовал запах крахмала, исходящий от ее одежды, и гонкий аромат женского тела, едва различимый под нотками мыла.

— Джейн.

Произнесенное ею слово взорвалось в мозгу больного. Такое простое, такое распространенное, такое обычное имя! Но при всей своей простоте и единственном содержавшемся в нем слоге Мэтью не мог не повторять ее имя про себя, восхищаясь, как экзотически и сладострастно оно может звучать.

— Джейн… — Уоллингфорд тихо и с наслаждением произнес имя своим низким голосом. Мэтью понравилась чувственность этих звуков, сказанных страстным шепотом. — Дже–е–е–ейн. — Он протянул слог, позволяя тому эхом отозваться в границах своего затуманенного мозга.

— А вас как зовут?

Мэтью пытался пробиться сквозь туман, опутавший его сознание, проиграть события ночи, но вместо этого лишь снова потерял голос. Несчастный был окончательно сбит с толку, его вынужденная слепота и опутавшая разум дымка заставляли его напряженно вслушиваться в надежде на то, что обладательница ангельского голоса снова заговорит с ним.

— Как вас зовут, сэр? Вы можете вспомнить свое имя?

Снова облизывая потрескавшиеся губы, граф смаковал то, как нежный голос струился по его телу словно мед, стекающий с ложки — медленно, золотистыми, завораживающими струйками, которые превращались в плавные волны.

И что, черт возьми, сделали с ним тут, откуда появились такие странные мысли?

— Сэр? — окликнула она, и беспокойство в нежном голосе подавило чувственные нотки.

— Мэтью, — наконец ответил он. Уоллингфорд услышал, как дыхание Джейн на мгновение замерло. Она знала. Понимала, что ее подопечный был не обычным человеком — аристократом. Ни один аристократ не назвал бы свое первое имя — ведь личности представителей высшего общества отождествлялись с их титулами. Мэтью не отдавал себе отчета в том, почему не сказал медсестре свой титул. Может быть, все тот же туман, окутавший мысли графа, мешал ему думать ясно. Впрочем, Мэтью мог поступить так по другой причине: здесь, с этой женщиной, одно имя которой уже будоражило воображение, ему хотелось быть кем–нибудь иным — любым, только не самим собой.

— Мэтью, вы отпустите меня? В таком положении у меня болит спина.

Глубочайшее изумление, в котором все еще пребывал пациент, помогло Джейн освободиться от его хватки. Мэтью не слышал свое имя много лет. Последний раз его произносили, когда аристократу было лет десять. С тех пор он всегда именовался Уоллингфордом или милордом. И никогда — Мэтью.

Интимность этой ситуации удивляла графа, возбуждала настолько, что вскоре он почувствовал, как набухает его мужское достоинство. Мэтью тут же выпустил Джейн, словно новая знакомая была огнем, который уже начал опалять его.

— Вы получили очень сильный удар по голове. Вы что–нибудь помните об этом нападении?

— Я помню ваш голос, — прошептал Мэтью. Влечение между графом и Джейн становилось непреодолимым, и он вновь принялся искать ее руку, лежавшую на смятой простыне. — Вы говорили со мной.

— Да, говорила, пока доктор оказывал вам помощь.

— Подвиньтесь поближе. — Страстное желание сделало голос Мэтью хриплым и низким. — Сейчас вы слишком далеко.

Уоллингфорд почувствовал, как немного сдвинулся матрас, услышал шорох ткани поправляемых юбок. Он ощутил, каким тяжелым было платье Джейн, которое теперь лежало на его бедре.

— Теперь лучше?

— Нет. — Мэтью снова схватил медсестру за запястье и тянул ее к себе до тех пор, пока не почувствовал, как край ее лифа легонько касается его груди. Исходящее от кожи Джейн тепло обдало графа, а она задохнулась от смущения и, пытаясь удержать равновесие, вцепилась рукой в плечо больного.