Грешный

— Подумай о том, что я говорю, Уоллингфорд: женщина, которую ты любишь, носит под сердцем твоего ребенка! И ты наблюдаешь, как частичка тебя растет внутри ее тела, чувствуешь, как малыш шевелится. Ты ощущаешь всю глубину своих чувств. И это правильно — так, как должно быть.

Затушив сигару, Мэтью отвел взгляд, чтобы не видеть истинную страсть и силу чувств, горевшие в глазах друга. Уоллингфорд не хотел думать о подобных вещах, потому что прекрасно понимал: та удивительная искренняя любовь, которую Реберн питал к Анаис, ему самому недоступна. И кого граф мог бы оплодотворить — случайно, удовлетворяя свои низменные желания? Только партнершу на одну ночь или женщину, которая имела бы несчастье стать его женой — а заодно и племенной кобылой для герцогской династии.

Отношения Реберна с Анаис были самой редкой любовью, которую Мэтью когда–либо видел. Их чувства прошли через детство и юность, период взросления и многочисленные измены — их любовь выжила и расцвела. Уоллингфорд никогда больше не встречал такую связь, он точно знал, что подобных отношений у него никогда не будет.

А хотел ли Мэтью такой любви? Он всегда думал, что нет. Жены казались ему надоедливыми, дети — чересчур шумными и неряшливыми. Брак и дурно воспитанные дети грубо вторгались в дом мужчины — во всю его жизнь, нарушая давно сложившийся порядок. Нет, Мэтью не хотел обзаводиться докучливой супругой и сопливыми детьми, но наедине с собой он не мог отрицать, что думал о женщине, носящей его ребенка.

Он мечтал об этом лишь один раз. Как–то ночью, в редкие моменты откровенности с самим собой, Мэтью мечтал о женщине, одетой в платье тусклого серого цвета. Лицо героини грез было покрыто темной вуалью, а тонкая рука в перчатке поглаживала ее выросший живот. А еще Мэтью видел свою большую руку, лежащую на ее маленькой кисти. Той ночью, лежа в одиночестве в кровати, он мечтал о жене. Мечтал о ребенке.

Тряхнув головой, Уоллингфорд попытался отогнать неуместные мысли. Его взгляд скользнул по черному экипажу, неуклюже катившемуся по дороге к особняку. Опершись рукой об оконную раму, граф напустил на себя привычный скучающий, легкомысленный вид, скрываясь больше от себя, чем от окружающего мира.

— С этими беременными женами одна проблема, Реберн, — с подчеркнутой медлительностью произнес Мэтью. — А заключается она в том, что супруги, подарив мужьям наследников, обычно теряют всю свою красоту. Да что там говорить, они, как правило, продолжают казаться беременными и тогда, когда в утробе уже никого нет.

— Ты ошибаешься, — мягко возразил друг. — Думаю, после родов они кажутся мужьям еще более привлекательными.

— Тебе лучше знать, — безразлично пожал плечами Мэтью.

— А это кто? — спросил Уоллингфорд, показывая на позолоченный герб на двери кареты. Экипаж уже останавливался перед имением, и лакей в напудренном парике, одетый в шелковые бриджи и белые чулки, приветливо распахивал двери.

— Это леди Блэквуд, — с улыбкой ответил Реберн. — Оригинальна, как в молодости, и довольно влиятельна в старости. С ней приходится считаться.

— Так это леди, которая вообразила себя главным борцом за избирательные права для женщин? — развеселился Мэтью. — Она проглотит язык от возмущения, когда узнает, что я — среди приглашенных!

— Она уже знает. Анаис ей сказала. Вспомни, эта леди Блэквуд — ее тетя. Так что будь с ней повежливее.

— Собственно говоря, я даже вспомнил эту старую деву, ее холодную компаньонку. Как ее зовут?

— Мисс Рэнкин.

— Ах да, эта бедняжка мисс Рэнкин, — задумчиво протянул Мэтью. Последний раз он видел ее прошлой зимой в Бьюдли, в церкви. Тогда компаньонка привлекла внимание графа цветом волос — причудливой красной шевелюрой, выбивавшейся из–под ее шляпы.

Уоллингфорд видел этот редкий ярко–рыжий оттенок прежде. У той острой на язык женщины, что растоптала поданную им купюру, были волосы того же цвета. Граф заскрежетал зубами. Его все еще приводило в ярость то, что Джейн сбежала. Разумеется, гнев Мэтью распространялся и на ее посланницу, которая оказалась настолько смелой, что напрямую отказалась выдать хоть какую–нибудь информацию о Джейн.

— Анаис сообщила тебе, что мисс Рэнкин будет подружкой невесты?

Мэтью поперхнулся от неожиданности:

— Ты что, издеваешься?

— Она — одна из лучших подруг Анаис, — с усмешкой объяснил Реберн. — Я бы не стал шутить над такими вещами.

— О боже, Анаис могла бы выбрать симпатичную подружку — хотя бы ради меня! — проворчал Уоллингфорд, без энтузиазма глядя на мисс Рэнкин, деловито вышагивающую рядом с леди Блэквуд.

— И что я знаю об этой женщине? — риторически вопросил Мэтью. — Сможет ли она поддерживать разговор, или беседовать с ней будет так же мучительно, как выдергивать свои ресницы одна за другой?

Реберн тихо засмеялся:

— Я бы сказал, что разговаривать с ней — одно удовольствие. Она прекрасно разбирается во многих вопросах, у нее на все есть свое мнение — беседа с ней, несомненно, тебя развлечет.

— Ну разумеется, ведь в моем представлении очаровательная женщина — эта та, у которой на все есть свое мнение, — язвительно заметил Мэтью.