Грешным делом

– Мне тоже всё равно, – добавила стоящая к ним боком некая четвёртая девушка, тоже им незнакомая. – Не обязательно даже западный музон.

– Почему? У наших есть тоже очень классные песни, – возразила первая, которая обожала живую музыку.

– Это какие, например? – Брезгливо спросила обернувшаяся к ним с модельной внешностью девушка, которая, как все остальные модницы пришла без шапки и теперь безуспешно пыталась поднять на первоначальную высоту припорошенный снегом начёс.

– Пугачёва. Что, разве нет? – Спросила третья, чужая, которой «было всё равно»:

– «Всё могут короли», «Арлекино!».

Девушка с модельной внешностью пожала плечами, ничего не ответив. Ведь Пугачёва – да, это был аргумент, против Пугачёвой не попрёшь.

– Ну, вот только Пугачёва и всё, а под остальных не потанцуешь, – сказала модница, отходя от зеркала и оставшись как видно довольной своей причёской.

Толпа в дверях всё напирала. Группа атлетов на входе во главе с Ваней, применяя мускулы, как могли, сдерживали натиск. Кто –то всё –таки прорывался. За ними тут же отправлялась погоня. Ослабленная числом охрана на входе, тут же пропускала новую порцию желающих попасть на вечер. И ещё. По одному или целыми группами. И вскоре уже проверка на входе напоминала не фейс контроль, а игру взапуски или «оседлай слона».

В это время воспользовавшись столпотворением в рекреации, Микки Хомяков незаметно пронырнул в директорский кабинет, который находился в дальнем конце за раздевалкой на первом этаже. Через минут десять он вышел оттуда, зажав что-то в кулаке, который он держал в кармане. Прибежав в актовый зал, он, крикнул руководителю группы Тарасу Зимкину: «есть!», затем вытащил из кармана лампу, вставил вместо сгоревшей в усилитель и, подмигнув, своему приятелю бас –гитаристу по прозвищу Лео, сказал:

– Сейчас попробуй!

Лео ударил по струнам. Из колонки донёсся мощный, властный и низкий, как набатный колокол, звук.

– Ура, Микки! Где лампу взял? – Радостно спросил Лео.

– Где взял, там уже нет, – с пафосом ответил Хомяков.

Несмотря на все предупреждения дежурившей у входа атлетической секции, толпа, тем временем, продолжала напирать и вдруг, прорвав оцепление, хлынула в холл. Спортсмены из школьного кружка штангистов старались изо всех сил, чтобы сдержать натиск. И, в конце концов, им удалось это сделать, хотя часть нелегалов всё же просочилась. Что поделать, всем хотелось попасть на вечер!

«Меня, меня пусти!», доносилось отовсюду. Ваня кивал в ответ на эти реплики либо отрицательно качал головой. И отвергнутые с растерянным видом вынуждены были отойти в сторонку. Тех, кого пропустили, с радостными лицами устремлялись вперёд.

Тут придётся сделать отступление и сказать кое-что, что непременно разрушит возникшее у читателя недоверие к сказанному. Ибо, как это рваться в школу? Да вы с ума сошли! Ведь можно пойти в клуб…Что вы, какие в советское время клубы! Да просто громкая музыка из колонок и то являлась чудом! А уж живая… Вы не жили, если не знаете, как ёкает сердце подростка при первых аккордах электрогитары! На школьный вечер с живым ансамблем нахрапистому советскому ученику попасть было труднее, чем отступающему белогвардейцу на последний крымский пароход. "Ваня!", махали рукой из толпы невозмутимому юноше с комсомольской внешностью, стоящему в дверях. "Ванечка, ну, пожалуйста, ну, плиз»!

И Ваня, подняв руку с напряжённым указательным пальцем, покровительственно тыкал в сторону чьей -то головы. И толпа моментально расступалась, уступая дорогу счастливчику. А какими таинственными были вечером коридоры школы! Как заговорщически выглядели в туалете группки ребят, куривших по очереди сигарету и гоняющих по кругу бутылку портвейна! Наказание было суровым. Вышедших из туалета тут же задерживали окриком: "а ну-ка, стой!", и четверо больших ребят во главе с директором начинали обнюхивать нарушителей. "Дыхни!", следовал приказ. Задержанный, пунцовый от смущения восьмиклассник Дима Корнилов по прозвищу Корень по давно отработанной схеме резко вдыхал в себя.

– Что –то я не поняла сейчас – немного растерянно начинала оглядываться в поисках надёжных свидетелей директор, – ты меня что дурачишь, Корнилов? На меня дыхни, пожалуйста!

И после того, как преступление было доказано, уже следовал приговор: "этого на выход! «И этого тоже!", доставалось и его брата Корнилову Лёше. Были, конечно, такие, кто пытался убежать, но их хватали за плечи, встряхивали, как лабазный мешок и волокли в сторону выхода. "Иван, этих больше не пускать", распоряжалась директор, указывая на новую группу нарушителей. "А я их и не пускал", удивлённо разглядывая задержанных, басил Ваня. "Что?", поднимала бровь директор, "Лёва!", поворачивалась она к очередному из силачей, ну -ка, проверь все окна на первом этаже! И в туалетах!". "Хорошо, Людмиласанна", кивал Лёва, устремляясь с высокого старта по коридору.