По большому счету Мориц с Харри говорили одно и то же: перестань гримасничать, ты должна стать Сфинксом, твое лицо лучше всего в состоянии величавого спокойствия. Мне кажется, что Стиллеру было плохо еще и от понимания, что я справилась без него. Не сама, конечно, но без его помощи и даже вопреки ей. Своим режиссером-наставником я все равно считаю Морица, потому что остальные только подсказывали состояние в какой-то сцене, а проживать эти состояния так, чтобы зрителям было понятно, что героиня испытывает, меня научил Стиллер.
Но успешной, в том числе и актрисой, я стала без него. Наверное, Морицу было очень больно наблюдать со стороны, как другой командует: «Мотор!», подсказывает мне, что делать в кадре, подсказывает, какой я должна быть и как выглядеть, помогает получить с МГМ деньги во много раз большие, чем сумел добиться для меня он. Но что же мне было делать, идти ко дну вместе со Стиллером? Я предпочла остаться на плаву.
Один разговор с Эдингтоном:
– Харри, я хочу сниматься у Стиллера.
– Тогда тебе придется отказаться от всего и отправиться за ним на причал в Нью-Йорке.
– Но это можно было бы включить в договор!
– В чей, в твой?
– Да, я знаю, что у актеров такое бывает.
– Не у актеров, а у звезд. Вот когда станешь звездой, капризничай сколько угодно, но сначала придется стать. Грета, пока ты просто актриса с необычным лицом. Я могу выбить для тебя многое, но не все. Пока ты не стоишь того, что требуешь. Извини, но я откровенно.
– Что делать?
– Стань звездой. У тебя есть чем взять Голливуд и зрителей, вперед! Будешь делать все, что я скажу, станешь новой звездой Голливуда. А если нет, то лучше отправляйся со Стиллером обратно, тратить время и силы, спорить с Майером просто так я не стану.
Что мне оставалось делать, действительно вернуться в Европу? Но я очень хотела чего-то добиться в Голливуде, хотела стать звездой, высокооплачиваемой звездой. Не менее высокооплачиваемой, чем Джон Гилберт. Внутри уже родилось решение действительно встать с ним вровень, добиться и славы, и денег. Если бы я знала, во что это превратится!
Эдингтон помог подписать контракт с МГМ, по которому я получала уже по 5000 долларов в неделю, или 260 000 в год, к тому же меня перестали то и дело фотографировать для рекламных целей студии. Харри удалось убедить Майера и остальных боссов, что это пойдет моей популярности только на пользу.
Для большего эффекта ко мне были приставлены две дюжие черные, как смоль, девушки. Они не были моими служанками в прямом смысле, скорее охраняли, хотя непонятно от кого и чего. Но само присутствие двух крепких, молчаливых девушек отбивало охоту у репортеров приставать ко мне с вопросами.
Еще Эдингтон требовал, чтобы меня звали только Гарбо, что было совсем уж непонятно. Ответ прост:
– У королев не бывает двойных имен. Пусть твое «Гарбо» превратится в настоящий бренд. Грет много, Гарбо должна быть одна. Сфинкс, загадка, недоступная и великая. Молчи, мне лучше видно, какой ты должна быть.
Я радовалась, хотя бы потому, что Эдингтон не требовал никаких интервью, встреч с репортерами, зрителями, присутствия на многочисленных благотворительных мероприятиях и светских вечеринках. Хочешь побыть в одиночестве? Будь. Хочешь погулять одна под дождем? Гуляй. Не любишь репортеров? Не встречайся с ними.
Началось именно тогда, потому что Стиллер требовал как раз противоположного, Моша убеждал меня, что актриса должна перешагнуть через свои страхи, свою замкнутость, открыться не просто камере, снимающей очередной эпизод, а зрителям. Убеждал не бояться поклонников, репортеров, не бояться внимания и общения. Но это не по мне, это действительно не мое. Харри Эдингтон счастливо уловил мою суть и мои желания.
Какими были наши с ним первые беседы?
– Грета, что тебе нравится самой? Что ты любишь, чего боишься?
– Люблю гулять, когда идет мелкий дождь…
– Что?!
– Да. Одна.
– Чем ты увлекалась в детстве?
– Любила гулять в одиночестве.
– Ты любишь одиночество?
– Да.
– Боишься чьего-то внимания?
– Да.
– Не любишь рассказывать о себе?
– А что рассказывать?
– Мне можно почти все. Кто ты, откуда, как попала в кино и к Стиллеру. Подробности личной жизни пока можно пропустить, но только пока.
– Почему только пока?
– Потому что я должен знать о тебе как можно больше, чтобы знать, с какой стороны ждать подвоха, чтобы его не пропустить. Знаешь, как адвокат у преступника…
– Я не преступница.
– Грета, я знаю. Давай о тебе.
– Харри, возможно, если ты получше узнаешь меня и то, откуда я, из какой семьи, чем занималась раньше, ты сам не пожелаешь со мной работать.
Выражение глаз Эдингтона изменилось, взгляд стал настороженным:
– Ты сидела в тюрьме? Употребляла наркотики или сильно пила?
– Нет, что ты!
– Тогда что? В тюрьме сидели твои родители? Братья? Сестры?
– Никто не сидел! Просто моя семья самая простая и бедная. Отец был фермером, поженившись, они с мамой переехали в Стокгольм.
Харри махнул рукой: