Грета и Стеклянное Королевство

— Сначала это злило меня, — продолжил он. — Когда я дернул ее, то ожидал, что она достаточно легко сломается. Но она не сломалась, а растянулась.

— Я тоже это почувствовала, — прошептала она.

Он нахмурился.

— Но затем ты снова ушла. Луны предъявляли свои требования, и я ничего не мог сделать, кроме как подчиниться им. Я снова начал бежать, убивать, выть, но через некоторое время услышал, как твой голос снова зовет меня. Сначала это был только шепот, и я продолжал игнорировать его, но ты не сдавалась. Ты продолжала искать меня, и что-то во мне позволяло тебе находить меня.

— Ты бы не позволил мне уйти, если бы все было наоборот, — она приобняла его за шею. — Я должна была попробовать.

— Когда ты дотронулась до меня, я вспомнил.

Он обернул ее локоны вокруг своей руки.

— Эти простые косы и то, как твои нос и щеки краснеют на холоде. Я вспомнил, как ты ставила руки в боки или скрещивала их, когда мы спорили.

В его глазах горел огонь, когда он осматривал ее лицо, не тот же сумасшедший или дикий, но очень интенсивный.

Когда его вторая рука скользнула под край ее рубашки и дотронулась до кожи так, будто оставляя метку, она вздохнула.

— Я вспомнил, что ты смотришь на жизнь, как на соревнование, которое всегда должна выигрывать и то, что в моих руках ты одновременно и нежная, и сильная. Я вспомнил яркую синеву твоих глаз, и как они превращаются в лёд или жидкий огонь, в зависимости от того, целовал ли я тебя или сердил.

— Ты всё это вспомнил от одного прикосновения? — пробормотала она, затаив дыхание.

— Я всё вспомнил. Твое прикосновение вернуло всё на свои места.

Грета сдержала всхлип от облегчения, когда он вовлек ее губы в такой глубокий поцелуй, что она ощущала его всем телом, вплоть до пальчиков ног. Когда Айзек целовал ее, было такое ощущение, будто Грета падает с обрыва, становясь невесомой и свободной, и она ответила на его поцелуй с такой же пылкостью. Он не был нежным, но ей этого и не хотелось. Ей нравился ее грубый, властный гоблин с капелькой дикости. Капелькой дикости, не всей.

— Быть может тебе следовало отпустить меня. Или мне следовало отпустить тебя, — смеясь, пробормотала она. Но, казалось, никто из них не спешил отодвигаться.

— Я бы предпочел, чтобы ты никогда меня не отпускала, — сказал он, внезапно серьезным тоном. — Но если тебе придется, то знай, что благодаря тебе я никогда не стану по-настоящему Потерянным. Ты всегда сможешь призвать меня обратно.

Она улыбнулась и поцеловала его в подбородок.

— В любом случае, это было просто предположение. Мне хорошо прямо здесь и сейчас.

— Ты бы пришла за мной, если бы я остался Потерянным? Охотилась бы на меня и проткнула бы мне сердце своим мечом?

Его голос был тихим, его губы находились в сантиметре от ее собственных.

Девушка прикусила губу.

— Я не знаю.

Она покачала головой, дрожь сотрясала ее изнутри. Не хотелось думать об этом. Она не ощущала себя тем человеком, который ударил его огнем и льдом. Теперь, когда магия исчезла, и она была просто Гретой… Гретой, которая любила его так сильно, что было трудно дышать… смогла ли бы она так же поступить?

— Никогда не заставляй меня снова предстать перед таким выбором, хорошо?

Прежде чем смогла договорить до конца, она наклонилась вперед, снова прижалась губами к его губам и открыла рот, позволяя его языку внутри соприкасаться с ее собственным.

Вскоре поцелуй стал ее целым миром. Грета нуждалась в этом больше, чем в воздухе. Они продолжали до тех пор, пока она больше не могла прямо смотреть или стоять без его объятий, пока Айзек не провел по каждой ее косточке, отмечающих ее грудную клетку, вплоть до самой верхней ее части, и она хихикнула. Кто же знал, что девушка боится щекотки?

Он откинулся назад, и она вздохнула, пытаясь замедлить бешеное биение своего сердца.

— Спасибо, — сказал он.

Она сглотнула.

— За что? За произошедшее с Потерянным?

Он вновь поцеловал ее, теперь уже нежнее, но его взгляд не смягчился, и его теплая тяжесть заставила ее так вспотеть, будто она пробежала многие километры.

— Я не помню, когда в последний раз кто-то видел под магией и проклятием короля гоблинов того… кем я на самом деле являюсь, — ответил он. — Они всегда стремились либо к моим дарам ради собственной выгоды, либо в страхе убегали от них.

— Я не буду говорить, что никогда не боялась тебя, — она сжала его руку,

— но я знаю, каково это проживать жизнь, не имея никого, кто принимает тебя таким, какой ты есть.

Его взгляд опустился вниз, следуя за линией от скулы к челюсти и ниже, пока она не покраснела.

— Ты так прекрасна.

Она рассмеялась.

— Я человек и вся в шрамах с головы до пят, Айзек. Как я могу быть чем-то, кроме как «ужасной»? Впрочем, ничего страшного, — она поспешила заверить его с улыбкой. — Мне все равно. Я к этому привыкла.