Гретхен

Хуже было другое: теперь в разговорах с друзьями и одноклассниками он неизменно поносил Гретхен последними словами, называя ее «негодницей», «ревнивой козой» и «подлой тварью». На каждой перемене находился кто-нибудь, кто сообщал Гретхен свежие новости о том, как Флориан прохаживался на ее счет. Его ненависть была столь велика, что распространилась на все семейство Закмайеров! Он никого не пощадил! Рассказывал всякие гадости о «папаше-обжоре», который только и занят тем, чтобы набить себе пузо, и вообще «лопух». А уж какие истории сочинял о Магде – в кошмарном сне такие не привидятся! Послушать его, так Магда с утра до ночи вопит как резаная, грубит, брюзжит и всякое такое. И писается в постель по ночам. Что вообще полное вранье! Магда могла не удержаться, только если ее сильно щекотать! Иногда, конечно, случались «приключения» – когда у папы бывало хорошее настроение, он забывался и начинал щекотать Магду, та принималась верещать и хохотать и еле успевала добежать до туалета.

Но больше всех доставалось от Флориана маме Гретхен. Она, дескать, «оторва-эмансипе», «дамочка свободных нравов», распространялся Флориан на переменах, дети и муж ей «пофигу», гуляет направо и налево и каждые три месяца заводит себе нового «хахаля»! А папаша такой тупица, что ничего не замечает!

Габриэлу поведение Флориана возмущало гораздо больше, чем Гретхен.

– Нет, ну какой подлец! – говорила она. – Сколько ты будешь терпеть? Пойди и врежь ему как следует!

Гретхен ничего подобного делать не собиралась. Она просто перестала замечать Флориана и только с грустью думала про себя: «Наверное, он никогда не испытывал ко мне настоящих чувств, если сейчас так обо мне говорит! Похоже, он вообще не способен на добрые чувства. Ведь мама с папой ему ничего плохого не сделали! Они не заслужили того, чтобы он их так поносил!» Вместе с тем Гретхен вынуждена была честно признать, что и ее любовь к Флориану, похоже, не была очень уж глубокой, если потеря этого «зуба» оказалась для нее не такой чувствительной – по ночам она из-за него не рыдала, спала хорошо, ела с аппетитом и цвет лица сохранила здоровый.

А вот вторая «дырка», от «зуба-Хинцеля», действительно доставляла Гретхен мучения. Она никак не затягивалась и саднила с каждым днем все больше и больше, потому что надежды на то, что Хинцель все же вернется и явится с повинной головой просить прощения, практически не осталось.

Самое плохое было то, что и мама, и Габриэла отнеслись к ее страданиям без особого понимания. У Габриэлы на все был один ответ.

– Чего страдать? Ты только свистни, к тебе сразу десять других прибегут! – говорила она, демонстрируя полное отсутствие чуткости.

А мама – та вообще дудела совсем не в ту дуду! У нее была своя песня.

– Это все следствие того, что ты не в состоянии принимать решения! – твердила она.

Абсолютная чушь! Так считала Гретхен. Все было как раз наоборот: стоило ей принять решение, она в одночасье лишилась и того и другого! «Один раз в жизни, один-единственный раз, – думала Гретхен не без жалости к себе, – я заявила о своих личных желаниях – и меня сразу заткнули! В сущности, – говорила она себе с горечью, – между Хинцелем, изображающим из себя пай-мальчика, и Флорианом, ведущим себя как мачо, нет никакой разницы. Каждый по-своему хотел привязать меня к себе, то есть посадить на привязь! Мне предлагалось сделать выбор между желаниями одного и желаниями другого, иного решения от меня никто не ждал! А когда у меня появилась мечта, оказалось, что это вообще не заслуживает никакого обсуждения! Один приписал мне несуществующую ревность, другой – несуществующую любовь!»

На Кальба Гретхен уже не обижалась, но мысль о том, что и Хинцель оказался таким же черствым эгоистом, доставляла ей немалые страдания. И даже его письма, которые растрогали ее до слез, ничего здесь не меняли! Написанные в тяжелую минуту жизни, они, конечно, воспринимались как крик души, но в еще большей степени, с точки зрения Гретхен, сумевшей отрешиться от первой умиленной реакции, они свидетельствовали о полном непонимании со стороны Хинцеля и отсутствии доверия к ней. Как он мог подумать, что она вдруг, с бухты-барахты, воспылает пламенной любовью к соседу Конни? Ведь она практически все дни проводила с Хинцелем! Как он себе это представляет, дурья башка? Что Гретхен, придя от него, быстренько так шмыг в соседскую квартиру на свиданье?! Это надо такое придумать! Ей и так приходилось выворачиваться, чтобы более или менее равномерно распределить свое свободное время между Хинцелем и Флорианом. Встроить сюда еще один роман на свою голову ей бы уже никак не удалось, при всех ее организаторских способностях! И вообще! Она всегда вела себя как честный человек! Она не скрывала от Хинцеля свои отношения с Флорианом! И точно так же не скрывала от Флориана свои отношения с Хинцелем! Она только о своих летних планах ничего не говорила обоим. Но это вполне объяснимо!