Гретхен

Гретхен собралась уже отругать Гансика за такое баловство, но потом передумала. Она торопилась в «Ваксельбергер», на обстоятельную воспитательную беседу о здоровом питании у нее не было времени, а ограничиваться стандартной репликой вроде «много плюшек есть вредно» тоже не хотелось – зачем портить человеку настроение?

В «Ваксельбергере» Гретхен обнаружила полкласса. Большой компанией они расположились вокруг составленных вместе столов. Рядом с Габриэлой было два пустых стула. Гретхен села на один из них и попыталась вникнуть, о чем так громко и жарко спорят ее одноклассники. Речь шла о деньгах и долгах! Конец учебного года считался временем расчета по долгам. Если ты до начала каникул не выбил своих денег из должника, то пиши пропало! Осенью уже бессмысленно спрашивать – только на смех поднимут! «Срок давности истек» – вот и все, что тебе скажут.

Разговор шел как раз о том, допустим ли перенос долга на другое лицо. Вот, например, Габриэла должна Штефану пятьдесят шиллингов, а ей ровно столько же должен Отто Хорнек. Габриэла считала себя, соответственно, свободной от долгов и полагала, что Штефан должен требовать свои пятьдесят шиллингов не у нее, а у Хорнека. С чем Штефан был совершенно не согласен, потому что, с его точки зрения, никаких шансов выбить деньги у Хорнека не было – абсолютно дохлый номер!

– Да я бы в жизни ему в долг не дал! – объяснял свою позицию Штефан. – Я же себе не враг!

Гретхен уже хотела было взять слово и выступить в поддержку Штефана, хотя это и шло вразрез с негласным законом солидарности с Габриэлой, как в этот момент из туалета вышел Флориан – он преспокойно уселся на свой стул, с которого поднялся всего лишь несколько минут назад, и только тогда заметил, с кем оказался рядом. Гретхен настолько была ошарашена таким соседством, что у нее пропало всякое желание вступать сейчас в дискуссию. Остальные тоже вдруг как-то резко утратили интерес к теме долгов. Все с любопытством смотрели на Гретхен и Флориана. Потрясающая ситуация! Разбежавшаяся парочка по недоразумению оказалась бок о бок!

Ярость охватила Гретхен. «Вот свиньи! – подумала она. – Хоть бы кто сказал, чье это место! Все только и ждали этого момента. Чтобы порадоваться моей вытянутой физиономии! Они и в школе только и делают, что следят, как бы не пропустить скандала, мечтают, чтобы я устроила Флориану сцену, начала с ним ругаться! Поэтому они мне и рассказывают во всех подробностях, что он обо мне говорит и как поносит! А теперь думают, поди, вот наконец-то дождались! Вот сейчас начнется супершоу с фейерверком в присутствии свидетелей!»

Гретхен не собиралась доставлять собравшимся такого удовольствия. С абсолютной непринужденностью она откинулась на стуле, как будто ей было совершенно все равно, заденет она так Флориана или нет. Флориан же, наоборот, весь напрягся. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. С красным лицом он нервно вертел в руках стакан с колой и всячески делал вид, будто в упор не видит Гретхен и не заметил, кто сидит рядом с ним. Громко и возбужденно он принялся рассказывать Отто Хорнеку «обалденную историю», которая якобы случилась с ним вчера. Эта «обалденная история» сводилась к пьяным ночным подвигам, вершиной которых, по словам Флориана, стало приключение в парке, когда он, Флориан, забрался на фонарь и с самой верхотуры плюнул на шляпу какому-то прохожему. Слушать это было крайне неприятно и противно не только Гретхен, но и всем остальным. С мрачным видом собравшиеся смотрели в свои стаканы и чашки. Даже Отто Хорнек, особой щепетильностью не отличавшийся, держался отстраненно и никакого восторга по поводу таких похождений не выражал. Флориан был не в том состоянии, чтобы заметить прохладную реакцию присутствующих и плавно свести на нет свою «обалденную историю». Наоборот. Он совсем разошелся: орал на все кафе, тарахтел как пулемет, намекал на какие-то эротические приключения, которые якобы произошли после того, как он слез с фонаря. При этом Флориан сам смеялся своему рассказу, принимаясь в отдельных местах ржать как конь. А поскольку никто не смеялся вместе с ним, он компенсировал отсутствие реакции еще более громким раскатистым хохотом.

Гретхен было мучительно присутствовать при этом театре. Ей надоело демонстрировать другим чудеса выдержки и самообладания и делать вид, будто ее ничего не волнует. Нельзя все-таки допускать, чтобы Флориан ставил себя в такое ужасно нелепое положение!

Гретхен положила руку ему на коленку и крепко сжала.

– Довольно, прекрати, пожалуйста! – тихо проговорила она.

Неизвестно, расслышал ли Флориан ее слова, но, во всяком случае, вскоре описание «обалденной ночи» несколько застопорилось, а потом и вовсе сошло на нет, закончившись невнятным: «В общем, оторвался на полную катушку! Просто обалдеть!»

Все с облегчением вернулись к прерванной дискуссии о долгах.

Гретхен продолжала держать руку на коленке Флориана. Только теперь она ее не сжимала.