Агат всегда так думал, но не мог сформулировать, пока не появилась Яшма. В ее родной стране любили собираться и рассказывать истории, причем не только детям. В Шеленарской империи Яшма так и не смогла показать прелесть этого обычая, аристократы поджимали губы и вежливо отказывались. По правде говоря, Агат тоже с трудом мог бы представить дворян в застегнутых до горла строгих мундирах, которые начали рассказывать сказки.
В школе Яшмы в храме у детей не было предубеждений. Они обожали дни, когда жена императора приезжала, чтобы собрать их в круг и рассказывать истории родной земли.
Агат любил ездить с ней. Садиться прямо на пол и слушать.
Для него мир тоже состоял из историй. У каждого есть своя личная, другие связаны с окружающими и разделяются. Но бывают и такие, сюжеты которых важны слишком для многих.
Поиски Ша’харара были такой историей.
Агат не любил и не понимал скучные ученые книги, но дышал историями, которые разворачивались в жизни. Поэтому каждый новый день экспедиции Агат воспринимал как настоящее чудо. История, в которой он тоже участвует.
Постоянно скакать верхом лекари не позволяли, как подозревал Агат, в основном из-за страха перед Бериллом. После мазей Ашнары рану нещадно жгло, зато она быстро зарубцевалась.
Агат мог настоять на езде верхом, но не хотел волновать Берилла. Тот много хмурился, и его кошмары становились тяжелее. Хорошо хоть, не снились каждую ночь.
Так Агат себя и успокаивал. Думать о том, что Берилл может совершенно в этом потеряться, не хотелось.
Он вздохнул, сейчас сидя верхом на приземистой лошадке. Скользнул взглядом по каравану и остановился на повозке Ашнары. Она совершала какие-то сложные действия с зельем, которые не позволялось видеть посторонним. «Высшая алхимия», сказала она.
Они с Бериллом оставались наедине в этом путешествии, да и внутри самой повозки Агат мог наконец-то воочию увидеть, какие взгляды они друг на друга бросали. Когда он снова помогал Ашнаре, держа колбы с ингредиентами, названий которых даже не знал, Агат тихо спросил:
— Алхимикам запрещены отношения?
Он видел, как Ашнара замерла, потом продолжила вливать рубиновую жидкость в сиреневую и сказала как будто совершенно спокойно:
— Запрещены. Считается, они отвлекают от нашей главной задачи. От знаний.
— Зачем знания, если вас лишают эмоций?
— Никто не заставляет. Это выбор, на который мы пошли сами.
— А если ты нарушишь правила?
На губах Ашнары мелькнула тень улыбки:
— Уже нарушаю.
— Я имею в виду, если твои алхимики узнают?
— Меня выгонят из Круга.
— И что это будет значить?
— Никакого доступа к знаниям алхимиков. Меня лишат всего, что составляет мою сущность.
— Но… может… ну, иногда же есть вещи, которые стоят того. Неужели никто из алхимиков не уходил?
— Уходили, конечно. За это не убивают. Я сама знала алхимика, которая влюбилась и добровольно покинула Круг.
Что-то в тоне Ашнары дало понять Агату, что ничем хорошим эта история не закончилась. Но если никакого физического наказания не следует, что такого могло произойти? Агат не отличался терпением:
— Что случилось?
— Сначала всё шло неплохо. А потом она возненавидела мужа. Потому что из-за него ее жизнь стала бессмысленной. Она не могла заниматься своим любимым делом.
— Есть же и другие…
— Конечно. Но если ты алхимик сотни лет, а потом это отбирают? Это как если бы ты посвятил всю жизнь грёзам, а после их забрали. Это как отобрать часть тебя. Значительную.
Агат мог это понять, но больше его зацепили другие слова. Он даже дрогнул и плотнее перехватил колбу. Не хватало еще разлить. Прочистив горло, спросил:
— Сотни лет?
— А ты считаешь, сколько мне?
— Не думаю, что хочу знать, — пробормотал Агат.
— В этом состоит другая проблема. При посвящении в алхимики мы не только приносим обеты. Мы принимаем зелье, которое позволяет не стареть и жить долго, чтобы накапливать знания. Меня легко убить, как обычного человека. Но вообще-то я могу жить бесконечно долго. А Берилл будет стареть.
— Ничего себе зелье…
— Соединение алхимии и магии. Осколок древних знаний Гленнохарской империи.
Если они могли творить подобные вещи, что же может скрываться в их библиотеке, в Ша’хараре? Но больше Агата заботило другое:
— Но можно ведь создать свое противоядие?
— Некоторые пытались. Его не существует. Действие зелья необратимо.
Ашнара взяла из рук Агата колбу и стала осторожно вливать ее содержимое в маленький котелок. Агат догадывался, что ответ ему не понравится, но всё равно спросил:
— Что случилось с той твоей знакомой?
— Она возненавидела мужа, но одновременно с этим по-прежнему его любила. А потом он начал стареть, и это оказалось последней каплей. В тот день, когда он умер, она убила себя.
История девушки закончилась трагично. Но Агат верил, что у Ашнары будет иначе. Пока не представлял, как именно, но надеялся, она не разобьет сердце Бериллу.
***