Читаем Грезы и тени полностью

— Чекалка — какой зврь! У насъ большіе волки водятся. Казаки изъ форта сказываютъ, — какъ y васъ въ Россіи. На дняхъ одинъ y насъ убилъ рысь, a прошлою ночью самка подходила къ деревн, кружила около баранты. Нашъ Димитри палилъ по ней, ранилъ… пошелъ теперь по крови искать слда… Вотъ онъ самъ идетъ…

Подошелъ Димитри — молодой стройный парень, оборванецъ съ очень недурною двухстволкою за плечами. Завязался быстрый разговоръ по грузински, да еще на горномъ нарчіи; я мало что понималъ.

— Нашелъ Димитри рысь, — обратился ко мн староста по-русски, — сдохла. Подъ лопатку пуля пошла. Диво, какъ ушла она въ лсъ живая.

— У рыси шкура такая, — возразилъ Димитри: — она не даетъ крови сильно течь, затягиваетъ рану. Если рысь сразу не упала, y нея всегда хватитъ силы добраться до своего мста.

— Шкуру дралъ? — спросилъ староста. — Вотъ господинъ купить.

— Нтъ. Что драть? гнилой зврь. Полдня на солнц пролежалъ, — никуда не годенъ. Мхъ — какъ пухъ — лзетъ и къ рукамъ пристаетъ… Батоно [3], - обратился ко мн Димитри, — я и котятъ нашелъ… купи котятъ!

— Гд же они?

— Въ нор. Вмст брать ихъ пойдемъ.

— Много?

— Почемъ знаю? одинъ зврь, два зврь… Сколько зврь, столько абазъ [4].

Отправились. Идя рощею, я удивлялся свжести этого заповднаго лса: тутъ бы вковымъ дубамъ стоять, a не молодняку.

— У насъ дерево недолго растетъ, — объяснилъ Димитри, — дереву земля нужна. У насъ земли — аршинъ внизъ, a дальше — камень. Корень найдетъ на камень и завянетъ, или прочь, на сторону, ползетъ. Встртитъ другой корень: либо самъ пропадетъ, либо встрчное дерево засохнетъ.

Мы пришли въ глухой уголокъ. Въ носъ шибнулъ спиртуозный запахъ звринца. Логовище рыси помщалось въ углубленіи, подъ навсомъ мшистой срой скалы. Кабы не запахъ, и не найти-бы этого жилья: такъ хорошо прикрыли его частыя втки прислонившейся къ скал молодой рябины. Димитри ткнулъ шомполомъ въ углубленіе. Раздалось ворчанье — гнвное, но пресмшное: какимъ-то ломаннымъ, кадетскимъ басомъ пополамъ съ хриплымъ дискантомъ. Димитри надлъ на руку папаху, сунулъ въ гнздо и быстро вытянулъ, точно рыбу на удочк, маленькаго котенка, уцпившагося за папаху когтями. Недоумніе, гнвъ, испугъ зврька — не подлежатъ описанію: эту уморительную мордочку надо видть, чтобы постичь ее и оцнить… За первымъ котенкомъ тмъ же самымъ способомъ былъ выуженъ второй и послдній.

Отъ зврковъ я, конечно, отказался: куда мн было ихъ тащить пшему? Но скромную цну ихъ я заплатилъ Димитри съ удовольствіемъ: спектакль дикихъ зврятъ въ родной имъ обстановк, на свобод, стоилъ побольше двухъ двугривенныхъ.

Мы вернулись въ деревню. Димитри слъ на коня и помчался въ Гудушаури:

— Тамъ бекъ живетъ, — онъ y меня моихъ зврятъ купитъ… A ты, прохожій, пожди, не уходи, — гость будешь. Вернусь — барана рзать будемъ, вина достану…

Я достаточно понаметался въ обхожденіи съ горцами, чтобы знать, что по этикету ихъ гостепріимства позволительно внести чужому человку въ хозяйское меню, что — нтъ. Поэтому въ вопросъ о баран я и мшаться не сталъ, но, когда Димитри выхалъ изъ Сіона, спросилъ себ другую лошадь и потихоньку създилъ въ духанъ, на полъ-дорог отъ Казбека, откуда и привезъ бурдюкъ вина — свою долю въ предстоящемъ пиршеств.

Поили и кормили всю деревню, — по крайней мр, всхъ, кто не заночевалъ на ахалцихской косьб. Веселились и мужчины, и женщины: грузинки — a въ особенности горянки — не дики и не чуждаются мужского общества, тмъ боле, что, благодаря истинно-рыцарскимъ нравамъ патріархальныхъ горныхъ захолустій, он dъ этомъ обществ настоящія царицы. Пали сумерки. Угасшій дневной свтъ мы замнили кострами. Духъ кизяка отравлялъ нсколько обоняніе, но — «маленькія непріятности не должны мшать большому удовольствію» — сказалъ философъ. И долго еще y красныхъ огоньковъ хлопали ладони въ тактъ лезгинк — медленной горной лезгинк, съ дробной выступью и бараньимъ топотомъ носковъ, долго раздавались псни, похожія на завыванія, и завыванія, похожія на псни. Староста и Димитри переводили мн, чего я не понималъ самъ. Одна псня удивила меня своей отвлеченностью. Къ сожалнію, я потерялъ ея дословный прозаическій переводъ, a въ стихотворномъ, который я попытался сдлать впослдствіи, въ Тифлис, мн пришлось все таки немножко «модернировать» подлинникъ. Тмъ не мене, я предлагаю этотъ текстъ читателю: общее понятіе объ оригинальной, въ особенности для полудикаго грузина, псн онъ получитъ. Тема — тоска по родин горца, попавшаго на югъ, въ счастливые сады Персіи:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза