Навалился на руль — правитъ. Летитъ ладья, Христомъ осненная, торопятся за нею казачьи челны, черными тучами напираютъ сзади басурманскіе фрегаты, молніями брызжутъ съ бортовъ каленыя ядра…
— Постой! недолго вамъ палить, бисовы дти! — ворчитъ Длугошъ, a самъ все крпче и крпче налегаетъ на руль, гнетъ ладью къ сверо-востоку…
Земля! земля!.. Вотъ закипли уже впереди живымъ серебромъ сдые буруны…
— Эй, Длугошъ! Куда ты правишь! въ дребезги разнесутъ насъ камни пороговъ…
— Помалкивай, пане ксенже! не теб учить стараго Длугоша, какъ ладить съ сердитымъ моремъ… Навались на весла, братья-атаманы! чтобы стрлами летли впередъ наши чайки!
Мчатся чайки — волну и втеръ обгоняютъ. Не отстаютъ отъ нихъ турецкіе фрегаты. Взмыла волна и однимъ махомъ перенесла Потоцкаго черезъ бурунъ. Только днища заскрежетали о камни.
Замтили турки, что зарвались въ погон и набжали на опасную мелизну, — да было ужъ поздно: не сдержать стало тяжелыхъ фрегатовъ; со всего размаха ударились они на подводные камни и осли на нихъ безполезными мертвыми грудами… По дощечкамъ расхлестала ихъ сердитая волна, во дну канули тяжелыя пушки, ни одинъ аскеръ не вышелъ живымъ на берегъ; потопъ паша со всей силой, какъ фараонъ въ Черномъ мор.
A Потоцкій выждалъ за буранами въ спокойной бухт, пока уляжется волненье, и поплылъ себ дальше Днстровскимъ лиманомъ, славя Бога за свое спасенье. Дохалъ онъ до родного Браилова и съ великимъ почетомъ поставилъ Христа, выведеннаго изъ неволи, въ своей родовой часовн. Тамъ стоитъ онъ и по сейчасъ — въ одинаковомъ почет и y пановъ, и y хлоповъ, y католиковъ и православныхъ — и будетъ стоять, пока есть на то Его святая воля.
1896