Грезы и тени

— Отомкнуть можно. Отчего не отомкнуть? за деньги все можно. Только что ты тамъ, жидъ, искать будешь?..

— Что найду, то и куплю, эффенди! не бойся: за цной не постою.

Засмялся паша:

— Видалъ я дураковъ, a такихъ, какъ ты, жидъ, не видывалъ! Золота ты истратилъ много, полонъ набраль великій, все теб мало! Ты, должно быть, того и не знаешь, что не провести теб своего полона и на сто верстъ, a будешь ты уже и голый, и нищій, и благодари еще своего Бога, ежели самъ не попадешь въ кайданы. Ты слыхалъ ли, что бродитъ по Дунаю такой пройди свтъ и урванъ Потоцкій?.. Охочъ онъ грабить и вшать вашего брата…

— Эге! a ты, эффенди, видно, и не знаешь, что вотъ уже мсяцъ, какъ Потоцкій кормитъ своимъ вельможнымъ тломъ морскую рыбу. Смлъ больно сталъ. Мало было ему разбивать мстечки да городки по Дунаю: поплылъ разорять Анатолійскій берегъ. Да не повезло ему: встртилъ на мор великую силу. Три дня билъ его дружину изъ пушекъ требизондскій паша, разметалъ по синему морю легкія чайки, a княжескую ладью перешибъ ядромъ пополамъ и — всмъ, кто, на горе свое, сидлъ въ ней, и памяти не осталось.

Обрадовался паша. Не въ домекъ ему, что лыцари его дурачатъ. Поврилъ, хоть и подивился, что не пригнали къ нему съ такой важной встью гонцовъ изъ Стамбула. Ну, да ужъ жиды такой народъ, что всякую новость знаютъ за сутки прежде, чмъ самому случиться длу. Мовша разскажетъ Ицк, Ицка Срулю, — глядь, гонецъ-то пока еще детъ да додетъ, a жидовская молва обогнала его на тысячу верстъ.

— Спасибо, жиды! утшили вы меня. Нтъ вамъ ни въ чемъ отказа. Я пойду съ муллами благодарить Аллаха за смерть Потоцкаго: такъ ему и надо было потонуть, собак! A вы откройте подвалъ и ройтесь въ немъ по всей своей доброй вол.

Спустились въ подвалъ лыцари. Темно, сыро; нога скользитъ по плсени; селитра на стнахъ; со сводовъ каплетъ, жабы шлепаютъ по плитамъ толстыми брюхами!.. Гд здсь живому человку быть? И недли не протянулъ бы, отдалъ бы Богу душу. Пожалъ плечами Потоцкій:

— Знать, то не ангелъ Божій говоритъ со мной во сн, a водитъ въ соблазнъ хитрое привидніе. Айда до дому, Длугошъ, покуда цлы, да не надумался паша, что мы съ тобою за птицы

И уже повернулъ было къ двери, a старый гермекъ хвать его за полу.

— Стой, пане ксенже! a то что за чудо свтитъ въ углу?

Взглянулъ Потоцкій, такъ и обомллъ! На ногахъ не выстоялъ, повалился ничкомъ на полъ темницы. A за паномъ повалился и Длугошъ. Лежатъ и глазъ поднять не смютъ. A свтъ разгорается все ярче и ярче, точно солнце взошло въ подвалъ… И шелъ тотъ свтъ отъ святой статуи Христовой, что, брошенная отъ неврныхъ въ подвалъ, многіе годы лежала никому невдомо въ сору и въ паутин.

Подхватили богатыри статую на плечи, вынесли изъ подвальныхъ потемокъ подъ ясное небо. И молился, и радовался Потоцкій:

— Такъ вотъ какому невольнику пришлось послужить своей лыцарской удачей. Великою милостью взыскалъ ты меня, Боже, что поручилъ мн такое святое дло!

Увидалъ паша, какое диво нашли богатыри въ подвал, - нахмурился.

— Оно, конечно, говоритъ, — христіанскій Богъ мн не надобенъ: y меня Мухаммедъ. И то правда, говорить, — что лучше его вамъ, жидамъ, отдать, чмъ собакамъ-гяурамъ: они Его еще въ церковь поставятъ, молиться Ему будутъ… Однако — вдругъ въ немъ есть какое-нибудь чародйство?

— Вспомни, эффенди, — убждаетъ его Потоцкій, — ты намъ далъ свое свтлое, великое слово! все, что мы найдемъ въ подвал, наше.

— Что слово? Слово мое. Хочу — даю его, хочу назадъ беру. Ну, такъ и быть — берите истукана! Только не даромъ.

— За деньгами не стоимъ. Заплатимъ, что хочешь.

— Хочу я не много, однако и не мало. Сколько вытянетъ истуканъ на всахъ, столько отсыпьте мн червонцевъ — золотникъ въ золотникъ, ни однимъ червонцемъ меньше.

Вытаращилъ глаза Потоцкій: никакъ паша вовсе одурлъ отъ жадности? Не денегъ ему жаль, a негд взять золота. Что было, паш же за райю отдалъ. Что теперь длать? Переглянулся съ Длугошемъ, — тотъ тоже сталъ въ тупикъ, переминается съ ноги на ногу, a совта не подаетъ…

— Нтъ, эффенди, это не подойдетъ… — началъ было Потоцкій, но въ то же мгновеніе его обвяло тихимъ втромъ, и въ томъ вяніи онъ услышалъ знакомый голосъ:

— Соглашайся!

Махнулъ рукой богатырь.

— Э! была не была! Ставь всы, эффенди. Хоть, не въ обиду теб сказать, и жаденъ ты какъ волкъ, степной сиромаха, a длать нечего: плачу — твое счастье! Жаль золота, да жаль и упустить изъ рукъ дорогую находку. Семь шкуръ сдеру я за нее съ богатыхъ гяуровъ нашей земли.

Поставили статую на всы: тяга страшная — полная чашка такъ и припала къ земл. Ухмыляется паша:

— Ну, жиды, раскошеливайтесь!

A незримый ангелъ шепчетъ Потоцкому:

— Не робй. Вынь изъ кармана первую монету, какая попадется въ руку, и брось на пустую чашку.

Потоцкій вынулъ червонецъ, положилъ — и чашка съ червонцемъ опустилась и стала въ уровень съ другой, на которой стояла статуя. Ошаллъ паша, видя такое чудо; a пока онъ бороду гладилъ и призывалъ въ помощь Мухаммеда, Потоцкій и Длугошъ подхватили статую и были таковы со всею выкупленною райей:

Разживайся, молъ, эффенди, съ нашего червонца, да не поминай лихомъ.