Уже отмечавшаяся «книжность» Вавилова проявляется не только в литературных творческих планах. В воображаемой идеальной уединенной лаборатории, десятки раз упомянутой в дневнике, практически всегда есть книги. Юношеская вавиловская библиофилия
никуда не исчезает. «Я запутался в бесконечности дел, и хочется тишины, сосредоточия мысли, своих, лаборатории и книг. Хочется творчески дожить жизнь. // Ходил по книги. Единственная страсть, с ней умру» (6 июня 1943). «…хотелось бы последние годы жизни спокойно провести ‹…› за книгами…» (15 октября 1944). «Хотелось бы ‹…› интересных книг» (3 ноября 1944). «…больше всего сделал бы где-нибудь во Флоренции среди книг, старины и благородной красоты» (28 апреля 1945). «Сидеть бы в здешних [Питерских] библиотеках…» (26 сентября 1945). «Опять книги. Жадность. Интерес» (28 октября 1945). «Хочется остаться ‹…› с книгами» (12 августа 1946). «Кругом – книги. Столько книг, которые хотелось бы прочесть. Но в большинстве случаев – разочарование. И нет времени. Муки Тантала» (2 февраля 1947). «… Кругом много-много хороших книг, которые некогда читать. А сейчас все же пойду на охоту за новыми» (6 апреля 1947). «Хорошо бы затопить печки, огородиться от холода, сесть с книгами, думать, читать…» (29 августа 1948). «Почему-то по-прежнему тянут старые книги…» (18 декабря 1949). «…хотелось бы ‹…› искать новое в старом (в книгах прежде всего)» (10 января 1951).