Грезы президента. Из личных дневников академика С. И. Вавилова

Курсы, газеты, кофейня. Белый Андрей, тучи, жидовский дом и двор – вот и все. Мне не бури и грозы нужно, а «чистой совести».

6 июня 1916

…не везет нашей компании в 8 человек, как утопленникам. Выехали из Минска грузовиком, по дороге встретили попа и 4-х покойников. В результате станционные двуколки заблудились…

7 июня 1916

Сумбурное, бессонное житье продолжается. ‹…› Дождь, холод, мачта [антенны] воет, поет и стонет. ‹…› надо же хотя бы час поспать.

9 июня 1916

А правда, есть что-то экстатическое в этом сплошном бессоньи (сплю по 2–3 часа), лихорадочной безумной погоде и вечном напряжении. Воет, поет, стонет флейта антенной мачты, стучит мотор и электромагнитный призрак реет в пространстве. Может быть, эти дни выкуют из меня нового человека, здесь опять совсем рядом со столькими загадками и ребусами.

Ледяной ветер, рваные тучи то рассеются, то вновь соберутся и сеют холодным, острым дождем. На солнце ежеминутно вспыхивают радуги, яркие, плотные, широкие, почти телесные и «рядом» – вот одна оперлась концом о какую-то халупу. Электромагнитный мост. Кажется, я снова стану физиком и чувствую опять пафос науки. Война, Бог с ней – тут живая явь науки.

13 июня 1916

Самое сладкое и самое ужасное в жизни – Einsamkeit[190]. В эти дни, часы и минуты человек себе хозяин и творец своей жизни. Все чужое, подневольное простительно, но если Einsamkeit стала скукой – это преступление. Перед кем? Бог знает. Но на душе тягость страшная. Если не вынесешь Einsamkeit, тогда беги, хватайся за первую зацепку, чтобы тебя закрутило, завертело, чтобы ты себя забыл. Но если Einsamkeit – творчество, тогда это достигнутое счастье, и единственное счастье на земле.

Сегодня до обеда был «экзамен» [на радиокурсах], потом я стал совершенно свободен и вот тут-то услышал Скуку. Стало завидно чужому движению, всякое вдохновение исчезло, и я один среди жидовской комнаты с голыми голубыми масляными стенами. В такие минуты жизни цена грош. Но что делать? Вдохновение от Бога, а зацепиться за чужую жизнь я не умею, вот и смотрю сейчас на часы, скоро ли 12 и я со спокойной совестью могу лечь спать. Впрочем… может быть, против этой taedium vitae[191] нужна просто oleum ricini[192]? Увы, физики не отделишь от метафизики, и человек не лучше кошки. Читаю издерганную истерику Андрея Белого. Достоевский был гениальным психопатом эпилептиком, Белый – эпилептик идиот. Здесь и сходство и differentia specifica[193]. Брался за Ньютона и принцип относительности. Но голова пуста и тяжела.

25 июня 1916

Я словно попал в заброшенную библиотеку с почтенными поседевшими книгами. Бросаюсь от одного к другому, оживлен, жить интересно. Не люди, не обстановка, не война – это все чепуха, а вот [радио]станции, ведущие к физике, к ее самым страшным безднам. Смотрю на звезды, которые глядят сейчас ко мне в окно. Да, станция та же звезда и светит чуть не на весь мир – звезда и глаз. Не замечаю людей, здешней организационной белиберды, разных гоголевских типов, вроде полковника Погуляя, и готов не обедать, не спать. Ночь сейчас просиживаю, разбирая станцию Marconi, сложную и странную.

26 июня 1916

Часа в 4 утра налетели немецкие аэропланы. Грохот, свист бомб и снарядов. Пиииии… жжж… бах etc. Я держусь страусовской тактики, повернулся на другой бок и заснул. Если суждено быть исковерканным, то лучше уж во сне.

27 июня 1916

…смотрю на небо (оно стало опять ясным) и думаю, завтра разбудят в 4 часа утра.

Война с тех пор, как вожусь с конденсаторами, трансформаторами, двигателями, стала совсем далекой, не моим делом. И совесть – чистая. Ни перед Богом, ни перед собой, ни перед людьми не грешен.

30 июня 1916

На вокзале распростился, пообедал, уселся в вагон, идущий на Полоцк, и начал засыпать.

Вдруг… ббааах, потом хляс… хляс… хляс и опять ббаах и где-то совсем близко. Два прапорщика и капитан, сидевшие в купе, полезли под лавки, начали креститься и шептать: «Цеппелин».

15 июля 1916

Ночевали под вишней и открытым небом и проснулись с первыми аэропланами.

17 июля 1916

…есть небо с звездами, есть физика, и здесь есть милая станция, на которую все «прочие» смотрят как осел на фортепиано.

19 июля 1916

Живу в стодоле с компанией веселых ординарцев, сплю на соломе и опять вспоминаю веселые холмские дни.

23 июля 1916

Спал на соломе в веселой компании ординарцев в халупе без окон и дверей.

29 июля 1916

Кругом рыщут собаки и питаются мертвыми немцами, сегодня утром в блиндаж к Назарову черный паршивый пес притащил немецкую обглоданную руку. Кругом попахивает мертвецами.

16 августа 1916

За дневник берусь по привычке, писать-то собственно не о чем. Погода антиаэропланная, а потому сегодня даже проспал и проснулся в 10-м часу.

19 августа 1916

Пора спать.

25 августа 1916